Частный детектив Илья Муров

– Зря. Рискуете застрять в дефинициях. Потому что в литературе детективный жанр является прямым наследником плутовского романа, как плутовской роман, в свой черед – потомком милетских побасенок. Что же касается жизни, то частный сыск возник в результате отмены пыток при дознании. Пока ради установления уголовной истины допускались пытки подозреваемых, никакой надобности в частном сыске не ощущалось…

– Замечательное было время, не правда ли, Владимир Антонович? – не удержался от соблазна сердито и дешево съязвить учитель Семиржанский. – Чуть кого заподозрил в чем-нибудь криминальном, хвать за шкирку и на дыбу: а ну признавайся, тать, в чем был и не был виноват! Полное и окончательное торжество справедливости…

– Справедливость торжествует редко, – строго заметил Елпидов. – В основном торжествует случай. Тем и привлекательны детективы, что в них случай поставлен на службу справедливости. А уж ради ее торжества можно пожертвовать чем угодно: профессионализмом героя-сыщика, хорошим слогом, правдоподобием обстоятельств, географией, наконец!..

– Причем тут география? – вскинулся Семиржанский.

– При том, что не следовало этому вашему По менять Нью-Йорк на Париж, а американок на француженок. Это американки могли оставить ночью окно открытым для того, чтобы орангутанг имел возможность к ним забраться. А француженки никогда бы этого не сделали, ведь через открытое окно мог проникнуть вредоносный ночной воздух…

Семиржанский задумался, все больше и больше хмурясь по мере углубления в мысль. Наконец решился:

– Ну и дуры ваши француженки!

– Согласен, дуры, – живо откликнулся подполковник. – Но кем же в таком случае выглядит их автор, этот ярый поклонник возможностей ума?

– И на Солнце есть пятна, – ухватился Семиржанский за соломинку.

– Но в отличие от некоторых других светил, например, детективного жанра, наше солнышко сплошь из пятен не состоит, – возразил Елпидов и победно огляделся: триумфу нужны свидетели.

– То есть вы хотите сказать, что Эдгар Алан По бездарность?! – ужаснулся учитель.

– Не обобщайте, Аркадий Иванович. Мы говорим об отце-основателе детектива, а не об авторе «Ворона», «Падения дома Ашеров», «Низвержения в Мальстрим» и других шедеврах романтизма. А как основатель детективного жанра Эдгар По далеко небезупречен. Ведь он, по существу, дал не только каноны-штампы для своих последователей, но даже «сакраментальными» фразами их снабдил. Все эти «ничего существенного больше установить не удалось», «В Париже не помнят убийства, совершенного при столь туманных и во всех отношениях загадочных обстоятельствах», «Полиция сбита с толку. Ни малейшей путеводной нити, ни намека на возможную разгадку» и прочие подобные клише кочуют из детектива в детектив, но от повторения лучше не становятся, остаются тем же, чем и были с самого начала: условиями игры незамысловатой шарады или, если точнее и современнее – сканвордика… Что такое Шерлок Холмс со своей скрипкой и кокаином, как не тот же Огюст Дюпон с его обожанием ночи и эстетским затворничеством? То же можно сказать и относительно кавалерийских усов и кабачковой агрономии Эркюля Пуаро, и об орхидеях и чревоугодии Ниро Вульфа…

– Рекс Стаут не эпигон! – горячо возразил учитель, всем своим тоном и упрямым наклоном головы давая понять, что уж кого-кого, но этого автора он подполковнику на поругание и погибель не отдаст.

– Но и не детективщик, – не менее убежденно стоял на своем Елпидов. – У Стаута достало ума не заострять внимания читателей на детективных историях, которыми он, в силу традиции, вынужден снабжать свои тексты. Главное в его эпопее о Вульфе и Гудвине – это взаимоотношения между этими двумя героями: европейцем и американцем. По сути, он излагает историю любви и дружбы двух сильных, умных, независимых и не склонных к компромиссу мужчин…

– Любви? – высунулась из коридора племянница.

– Вы уже вернулись, Юленька? Как насчет адреса, они там ничего не перепутали?

– У них все время занято, Владимир Антонович. Я попозже еще раз сбегаю… А эти двое, Ниро Вульф и Арчи Гудвин, они что, голубые?

– Любовь, которую имеет в виду Владимир Антонович, это не эрос, Юлия, но агапе, – если это вам о чем-нибудь говорит, – проявил снисходительность с двойной высоты своего положения учитель Семиржанский.

– Агапе? – разочарованно повторила девушка заумное слово и, не скрывая сомнений, пообещала справиться о его точном значении в словаре. И побежала исполнять обещанное…

– Кажется, над нами, Аркадий Иваныч, знатно прикольнулись, – задумчиво проговорил подполковник.

– Кто? Когда? – не понял Семиржанский.

– Поколение next. Только что…

– Следующую! – потребовала Марья Федоровна, появляясь в оконном проеме – вся такая оживленная, с покрасневшими от дыма глазами, с перепачканною золою лицом, в сбившейся набок косынке.