Частный сыск

Орава киношников вымелась как-то быстро и слаженно, оставив после себя букет непривычных запахов и кучу мусора. Правда, мебель ребята все же удосужились поставить на место.

Инночка устала в гостях и сразу попросилась в кроватку. Наташа не успела спеть первый куплет колыбельной, как дочурка крепко уснула.

— Голодный, как чертяка! — Проводив Гольдберга до автомобиля, Виктор вернулся еще более возбужденным. — Давай-давай, — потирал он ладони, — мечи на стол.

Наташа открыла холодильник. Он был пуст.

— Тю-ю-ю… — удивленно протянул Виктор. — Когда это они успели?

Ели вареную картошку с хлебом. Хорошо хоть гости не слопали детское питание.

— Ты хотя бы предупреждай в следующий раз, ладно? — Наташа укоризненно посмотрела на мужа.

— Закручивается, Татка! — практически не жуя проглатывал картофелины Виктор. — Закручивается.

— Что закручивается?

— Жизнь закручивается, Татка! Хорошая жизнь. Я ж выставку открываю!

У Наташи невольно открылся рот. А Виктор, заметив, какое впечатление его слова произвели на жену кайфовал от значимости момента.

— Да-да, выставку, — небрежно повторил он. — Через неделечку. И не где-нибудь, а в Малом Манеже. Вот так, Татка, вот так… Ну, разумеется, пресса, телевидение, информационная поддержка, все как полагается.

— Погоди-погоди, Вить… — постепенно начала приходить в себя Наташа. — Я знаю все выражения твоего лица…

— Ну?

— Кажется, ты не шутишь…

— Какие шутки, мать? — Виктор уронил на пол кусочек картошки и затолкал его ногой под стол. Тонкая натура. — Какие шутки? Все уже на мази! Завтра договор подписываю!

— С кем договор? — Наташа конечно же была счастлива, она буквально задыхалась от восторга, но внешне это почему-то никак не выражалось. Напротив, Виктор даже подумал, что она рассержена.

— С Гринштейном! Отличный мужик! А деловой!

— То Гольдберг, то Гринштейн… Ты нормально можешь объяснить?

— А че объяснять-то? Гринштейн — мой спонсор. У него знаешь как дело поставлено? Фирма «Гаудеамус», слыхала? Миллионами ворочает! И мы с его помощью бабулеточек огребем — не будем знать, на что потратить!

— А ему-то от этого какая польза?

— Как — какая?! — удивленно воскликнул Виктор, мол, чего же тут непонятного.

— Какая? Я тебя спрашиваю.

— А мне есть до этого дело? Он сам на меня вышел, сказал, что я… что я… Даже неудобно как-то…

— Что ты гений? — шутливо предположила Наташа.

— Нет, — Виктор зарделся. — Непризнанный гений…

Шутка оказалась недалека от истины. А может, и вправду Витькины концепты, как он сам их называет, достойны всемирного признания?…

— Значит, тебе предоставляют такую сумасшедшую услугу и ничего не требуют взамен?

— Ни-че-го! — развел руками Виктор. — А что можно потребовать от бедного художника? Ну разве только… — Он что-то вспомнил. — Кажется, иногда выставка будет закрываться на какие-то час-полтора…

Гринштейн хочет проводить в Манеже закрытые совещания. Там зал большой, удобно.

— Совещания в галерее?

— Не знаю, Тат, не знаю, — затараторил Клюев. — Может, я что-то путаю, чего-то недопонял. Но главное-то не в этом! Татка, мы же теперь заживем как нормальные люди! Давай с тобой подсчитаем… Я выставлю сорок семь картин, так? Предположим, на каждую вторую найдется покупатель… Нет, почему на каждую вторую? На четыре из пяти!

— Лучше уж на девять из десяти, — в тон ему возразила Наташа.

— Нет, мать, загибаешь, так не бывает. Будем довольствоваться малым. — Виктор закатил глаза, что-то подсчитывая в уме, но подсчеты явно не клеились. — Это сколько ж будет?

— Тридцать шесть и еще две картины…

— Так, если по пять тысяч «зеленых»…

— Почему по пять?

— По пять, по пять, не наглей. — Виктор опять закатил глаза. — Тридцать восемь на пять… Тридцать восемь на пять…

Ожесточенную работу его головного мозга нарушил дверной звонок. Пришла Наташина мама, Антонина Федоровна.

— Кто будет распаковывать гостинцы? — Она поставила на пол две тяжеленные сумки.

— Ма, не надо… Опять ты?…

— Знаю-знаю, вы голодаете и пухнете! — Антонина Федоровна расцеловала Виктора, а уж потом только обняла Наташу.

Когда это появилось у мамы? Совсем недавно. Она чуть ли не ежедневно начала навещать дочку с зятем, и не с пустыми руками — приносила продукты, да в таком количестве, будто Клюевы действительно пухли с голоду.

А ведь раньше не было ничего такого. Антонина Федоровна совсем не походила на курицу-наседку мысли которой заняты лишь своими птенцами. Она никогда не ставила интересы семьи выше общественных. И вдруг…

«Неужели испугалась одинокой старости? — с болью в сердце однажды догадалась Наташа. — Неужели боится, что никто ей воды не поднесет? Такой пассивный инстинкт самосохранения… А по сути дела, баш на баш. Я вам сейчас помогаю, а вы мне потом… Мамочка, как ты могла подумать?…»

Но, как бы то ни было, в тот вечер Антонина Федоровна попала в яблочко, ее съедобные приношения пришлись как нельзя кстати.

Разумеется, Виктор тотчас же сообщил теще радостную весть. Реакция ее была достаточно неожиданной — ей стало дурно, и только смоченная нашатырным спиртом ватка привела ее в чувство.