Лидия в отчаянии наморщила лоб, стараясь припомнить, где и при каких обстоятельствах она могла обронить бесценную для нее вещицу. Еще вчера вечером браслет был надет на ее руку. Она нервно прикасалась к нему, когда разговаривала с актером, и представляла, как размахнется и вонзит кинжал в его тщедушное и вместе с тем грузное тело.
Драгоценный браслет словно прибавлял ей сил и помогал отбросить последние сомнения.
Однако она вовсе не была убеждена, что браслет оставался на запястье, когда с актером было покончено.
Оставалось две возможности: либо Лидия обронила подарок Скилура в пучину, когда со скалы пыталась увидеть, как море поглотит тело предателя, либо (от этой мысли молодую женщину прошиб пот)… либо браслет остался лежать возле полузасыпанной ямы, ставшей могилой для молодого воришки.
Если так, необходимо было со всех ног бежать на каменистую гряду, где все и случилось, чтобы опередить тех, кто неизбежно появится на месте преступления.
Лидия накинула на тело легкую тунику и осторожно выскользнула из жилища. Увлеченные игрой дети не заметили ее ухода.
Запыхавшись от быстрой ходьбы, она миновала городскую черту и по каменистой тропинке направилась к цели.
На счастье, дорога была пустынна. Вокруг — ни души, лишь у горизонта, в голубом морском мареве, были видны покачивающиеся рыбачьи шлюпки.
Она уже благодарила богов за то, что без помех добралась до места, как вдруг ее ушей достиг звук колокольчика. Лидия метнулась в сторону и исчезла в камнях.
Звук повторился, а затем зазвучали приглушенные голоса. Молодая женщина осторожно подкралась поближе и выглянула из своего укрытия.
Подле ямы стояли трое: старик-пастух, которого Лидия не раз встречала на травянистом пастбище, когда он скликал по вечерам стадо овец, торговец рыбой, громко расхваливавший на рынке свой залежалый товар, и еще один мужчина, — его молодая женщина видела впервые.
Глупая овца, тыча мордой в камни, пыталась освободиться от веревки, один конец которой был надет ей на шею, а другой сжимал старик пастух.
Тяжелый колокольчик позвякивал на свисавшем с шеи конце веревки.
— Это он, я точно знаю, — твердил торговец рыбой, торопливо покачивая головой, — я часто видел его на рынке, когда он пытался стянуть у кого-нибудь круг сыра или амфору с молодым вином.
Я сам не разгонял его, но, в сущности, он был безобидным малым. Уж не знаю, кому он мог так досадить…
— Совсем мальчик, — сказал пастух, — я знаком с его отцом. Сын выбрал не ту дорожку, и отец порвал с ним всякие отношения. По-моему, они даже не виделись в последние годы…
— С какими людьми он якшался? — спросил неизвестный.
— Его наставник не так давно умер, — сообщил пастух, — а про других его знакомых я не слыхал.
— У него была любовница?
— Вряд ли. Наставник был ревнив; я не думаю, чтобы несчастный мог с легкостью заводить интрижки на стороне. Он ведь целиком зависел от благодетеля и в случае чего оказался бы на улице — без денег, без средств к существованию. Я слыхал, как однажды он бахвалился, что побывал в лупанарии и насладился тремя гетерами сразу, а наставник жестоко избил его, потому что все эти речи были ложью, и только ложью. У мальчика не было лишнего асса, чтобы купить себе чашу вина, не то что ласки гетер…
— И все-таки в убийстве замешана женщина, — мрачно произнес неизвестный. — Это очевидно.
Лидия с ужасом увидела, как он поднес к глазам и стал внимательно рассматривать небольшой, поблескивающий на солнце предмет.
Это был ее браслет, подарок Скилура.
— Я передам эту штуку его отцу, — помедлив, сказал неизвестный. — Вряд ли у нас найдется много женщин, которые носили бы такие дорогие вещи. По браслету вполне можно отыскать убийцу. В конце концов, если отец захочет отомстить за смерть сына, это его право. Нам же остается лишь перенести тело на кладбище и предать земле согласно обычаю… Овца запрокинула голову и протяжно заблеяла.
Лидия почувствовала, как озноб пробрал ее с головы до кончиков пальцев.
Она была в западне.
ХЛЫСТ
— …Но я действительно ничего больше не знаю, гражданин начальник! — восклицал Ярошенко, отирая со лба крупные капли пота тыльной стороной ладони. — Понимаю, что в это трудно поверить, но войдите в мое положение!..
— Ваше положение — ваших рук дело, — довольно холодно отрезал Порогин, — и входить в него я не собираюсь.
— Гражданин начальник, вы должны мне верить! — настаивал Ярошенко.
Было видно, как трудно дается ему это обращение «гражданин начальник», которое сам привык выслушивать из уст задержанных.
Битый час шел допрос Ярошенко, и все без толку. Точнее было бы сказать: допрос стоял на одном месте.
— Итак, вы продолжаете утверждать, что не знакомы с руководителем группировки, в которую входили? — произнес Порогин.
— Именно так, незнаком, — поспешно закивал Ярошенко.