Частный сыск

Затем под брюхом самолета мелькнули раскачивающиеся ветви деревьев, и земля, словно оттолкнувшись от тяжелой машины, пошла вниз, повернулась ребром и пропала.

— Слава Богу, — одними губами прошептал командир.

— Чтобы я еще раз… когда-нибудь… да ни за какие деньги!.. — проговорил бортмеханик.

В салоне стояла тишина, нарушаемая лишь мерным гулом двигателя.

— Кажется, пронесло, — сказал наконец усатый. Петрович смерил его неприязненным взглядом.

— Да? А куда девать вот это? — Он кивнул в сторону постанывающего блондина в окровавленной рубахе. — А это? — Он посмотрел на огромные ящики-контейнеры, загромождавшие большую часть салона. — Может, в море?…

И он нехорошо засмеялся своей злой шутке.

ГРУДЬ АРТЕМИДЫ

— Вот что я хотел прежде всего потрогать, так это ее сисечки. Сисечки у нее знатные, это точно. Белые, круглые, теплые от прикосновения, твердые. Ах, какие сисечки!.. — Граф мечтательно закатил глаза, и его пухлое лицо приняло по-детски наивное, мечтательное выражение. — Если бы у моей жены такие сиськи были, я бы ее до смерти любил!..

— Граф! — укоризненно покачала головой Наташа, отбрасывая тыльной стороной ладони ниспадавшую на глаза прядь волос. — Фи!

— Отчего же «фи», милая моя? Очень даже и не «фи». — Граф залихватски встряхнул седой шевелюрой и обнажил в улыбке ровный ряд мелких, желтоватых от табака зубов. — Будьте естественнее. Что естественно, как говорится, то не безобразно. Древние это понимали, я бы сказал, с пронзительной отчетливостью. Обратите внимание на их искусство: в нем все откровенно до последней черточки, а вот вы не краснеете. Почему? Потому что это прекрасно. Вы ведь не краснеете перед, извиняюсь, голым Аполлоном в музее, верно?

Отложив в сторону веничек с мягкой щетиной на конце, каким пользуются при археологических раскопках матерые профессионалы, он весело поглядел на собеседницу.

— Перед Аполлоном не краснею, — согласилась Наташа, лукаво сощурив глаза. — А вот перед тобой, прости, покраснела бы.

— Так это потому, что старый я хрен! — обрадовался Граф. — У тебя муж молодой, на что тебе мои сушеные мощи!..

— Невозможно с тобой разговаривать, — всплеснула руками Наташа, но про мощи опровергать не стала.

— Будь естественнее, — повторил Граф назидательно. — Мне порой кажется, что я и археологией увлекся как раз ради этой цели!..

— Ради того, чтобы я не краснела перед голыми? — озорно уточнила Наташа.

— Ради того, чтобы человечество вспомнило про свои корни и отбросило прочь наносное, — будто не уловив иронии, сказал Граф. — А иначе зачем мы без конца роемся в земле и выискиваем всякий хлам, битые черепки и прочее!..

— Как ни странно, — заявила Наташа, — сейчас я с тобой абсолютно согласна. Рыться в земле не хочется и черепки искать тоже. Может, пойти позагорать, а?

— Ах, молодость, — вздохнул Граф и с двойным усердием принялся сметать веничком вековую пыль с древней каменной кладки. — Это у вас впереди целая жизнь, это вам кажется, что все еще успеется. А я должен торопиться. Иди загорай, красавица! — Великодушно разрешил он.

Наташа отложила в сторону инструменты.

— Если вдруг наткнешься на что-нибудь, обязательно позови, — сказала она. — Я тоже хочу присутствовать при историческом моменте…

— Э нет, сначала я никого не позову. Сначала я вот этими руками возьму се за сисечки и приподыму, красавицу! — возвратился к прежнем теме Граф, однако Наташа не слушала.

Она пошла вдоль берега, раскинув в стороны руки и подставляя лицо теплому соленому ветру.

Морские волны пенились у ног и холодили ступни.

Погода сегодня выдалась дивная, нежаркая, мягкая, и работать было — одно удовольствие, а не работать — и вовсе замечательно.

«Вот пусть Граф и ищет свои драгоценные сисечки, если ему так хочется, а я в конце-то концов имею право и отдохнуть в отпуске». - решила для себя Наташа.

Три недели в компании друзей-археологов провела она на этом крохотном каменистом островке со старой баржей вместо причала, изрытом древними катакомбами и едва заметном с берегов Большой земли.

Заезжие туристы, которые едва ли не каждый день приставали к барже на прогулочных катерах, чтобы табуном пронестись по усеянному раскаленной галькой берегу и оставить после себя кучи всяческого сора, вяленые рыбьи хвосты и мятые банки из-под пива, досаждали экспедиции и мешали нормальной работе.

Порою Наташа с трудом сдерживалась, чтобы не рявкнуть на какого-нибудь настырного дядьку в шортах, который лез с расспросами и усаживался рядышком, изображая из себя аса археологических наук.

— Позвольте поинтересоваться, неужели вы ищете динозавра?

— Ага, — отвечала Наташа, не подымая глаз.

— Позвольте поинтересоваться, а разве здесь водились динозавры?

— Ага.

— Что, вот такие большие, с длинной шеей и уродливой башкой?…

— Ага, — говорила Наташа, смерив взглядом настырного туриста, — очень похоже.

Ей было совершенно непонятно, зачем сворачивают к острову прогулочные катера.

Достопримечательностей здесь было ноль целых шиш десятых; с Наташиной точки зрения, сам остров представлял собой одну сплошную достопримечательность.