Свадьба Сашки прошла как любая свадьба. С фатой невесты и закованным в негнущийся черный костюм женихом, криками «Горько!», медленно-церемонным вставанием
— Устала, наверное, от суматохи со свадьбой? — выдавил Сергей и увидел, как слезинки показались в уголках маминых глаз.
— Я устала от всех вас, трех мужиков на моей бедной шее, — светло, сквозь слезы улыбнулась она. — Тянете врозь, каждый в свою сторону, и мне — хоть разорвись. Вот и ты. Я вижу, что с тобой что-то происходит, но от тебя слова не добьешься, все сам, все в одиночку.
— Ой, мам, я боюсь в это поверить, но… Можешь себе представить: Валентина Николаевна недавно сказала, что готовится выставка в Москве, в Доме художника на Крымском Валу, выставка работ художников — жертв сталинских репрессий, и мне, моим работам, будет уделено пять или шесть мест. Представляешь себе — в Москве, на Крымском Валу! До открытия выставки осталось два месяца, а у меня еще ничего не готово.
— В Москве? В Центральном доме художника? Да я скажу отцу — он с ума сойдет от восторга.
— Пока не говори, это еще не окончательно утверждено. Вот когда все будет готово, тогда и скажем. Ладно? А сейчас пошли спать, а то тебя уже ноги не держат.
Никогда еще Сергей не работал так вдохновенно. В жизни художника бывают периоды, когда отгремят бури эмоций, уйдут за горизонт смерчи тревог и обид, когда он вступает в оазис спокойствия и мира с самим собой. Тихо шелестят над головой пальмы вдохновения, остался позади тяжкий путь по пустыне в поисках пути, среди бесплодных барханов в песке вязли ноги, песок застилал глаза, и вот оно — освобождение, когда вырастают крылья, когда он погружается в нирвану спокойствия, сливаясь воедино с предметом творчества. Невидимые стены отгораживают художника от внешнего мира, уходят прочь мелкие эмоции и нужды, и время приостанавливает свой ход. «Плененный город» рождался, проявлялся на холсте, как в детстве проявлялась переводная картинка, освобождаясь от мокрой бумажной пелены. Город тонул под жемчужной дымкой в полукольце гор, в браслете неистово суровых уральских лесов.
Открывалась дверь его комнаты, неслышно входила мама с тарелками в руках, он съедал принесенное, не ощущая вкуса, не отрывая взгляд от картины, проваливался в сон, когда темнело, и вскакивал при первых лучах восходящего солнца. Но вот наложены последние мазки, и больше нечего добавить. Еще два дня картина будет мирно спать, бережно укутанная от взглядов, пока высохнут краски, пока утихнет кипение страстей художника. Они должны остыть — создатель и его детище, — чтобы встретиться на свидании, как двое влюбленных после разлуки, чтобы снова и снова ловить знакомо-незнакомые черты.
6