Часы

Тотчас началась суета, переселенцам выдали деньги, много денег, и устроили на ночлег. Иоганнес вертел в руках монеты с вычеканенным женским профилем. Так вот какая она, императрица Катрин, не только мудрая, но и красивая. Нет, не зря Иоганнес поверил ей и приехал в Русланд!

Утром стали подъезжать сани, запряженные небольшими мохнатыми лошадками. Иоганнес с сомнением смотрел на лошадок. У них в Гессене лошади были большие и сильные. Разве смогут такие лошадки довезти их до реки Volga? Ему сказали, что это две тысячи миль! Но лошадки бежали резво, раскатывая сани на ухабах, дети весело кричали, показывая на высоченные заснеженные ели вдоль дороги, и даже Марта приободрилась. Только перед встречными по дороге избами, которые здесь смешно назывались трак-тир, лошадки замедляли ход и потом совсем останавливались. Ямщики, одетые в толстые армяки, обо- рачивались и смущенно показывали что-то руками. Наконец Иоганнес понял: нужно дать немножко денег. Ямщики обрадованно выскакивали из саней, скоро возвращались раскрасневшиеся и веселые, и лошадки снова бежали вперед по накатанной дороге. Ночевать останавливались на постоялых дворах. За большой стол из темных неровных досок усаживались все постояльцы. Дородная хозяйка постоялого двора рогатой палкой — ухватом, так ее называли — вытаскивала из печи и ставила на стол большие чугуны, пыхавшие паром, с капустной похлебкой, которую здесь называют shchi, и с грютцелем, который русские называют kasha.

От тепла жарко натопленной печи слипаются глаза, и Марта укладывает Карлушу и Герду на лавках, что стоят вдоль стен. Ночью на них набрасываются насекомые, живущие в щелях русских изб, и утром Марта смазывает расчесанные детские щечки гусиным жиром и успокаивает: «Потерпите, скоро приедем».

Иоганнесу не спится, он выходит во двор. Светит луна, хрупают сеном лошади. Иоганнес треплет их по холкам. Они оказались очень выносливы. И им нипочем русская зима. Интересно, как такая лошадка потащит плуг? Там, на Волге, у Иоганнеса будет две, нет, три таких лошадки. У русских теплые дома, они их делают из больших бревен, но ставят прямо на землю. Это неправильно, дом скоро подгниет и покосится. Старый мастер Иохим говорил ему, что нужно делать хороший каменный фундамент, тогда дом будет стоять долго. Русские делают крышу из соломы, просто сваливают ее кучей, и ветер треплет ее. Иоганнес будет делать крышу из тростника, его нужно хорошо высушить и пучки крепко привязывать к стропилам. Еще русские ставят дома слишком близко друг к другу. Если случится пожар, огонь перекинется на соседний дом и сгорит вся деревня.

Светит луна, хрупают сеном лошади, ямщики спят в санях, зарывшись в сено. Иоганнес посеет табак, высушит его, он будет сидеть вечером на скамейке перед своим домом и набивать своим табаком трубку, к нему подойдет Руперт. Иоганнес угостит его табаком, они будут сидеть рядом и говорить, как правильно они сделали, что поехали в Русланд.

Чем дальше на юг продвигались повозки, тем становилось теплее. Кончились леса, и Иоганнес во все глаза смотрел на широкие пространства. Столько земли, никем не занятой, не вспаханной! Солнце начало пригревать, снег оседал, и от проталин поднимался белый пар. Земля была черной, она ждала плуга. Проталины появились и на дороге, и уставшие лошадки еле тащили сани по растаявшей грязи.

— Эвона, Саратов! — обернувшийся ямщик указал кнутовищем на холм на горизонте. — Конец, значить, путе! — лошадки взбодрились и скоро докатили до Саратова, быстро выгрузили поселенцев прямо в грязь и быстро повернули назад: нужно торопиться, а то дорогу совсем развезет.

Низкими домишками поселение теснилось на круглом холме Сары Тау, кривыми улочками сбегало к высокому берегу заснеженной Волги, блеяло овцами. У коновязи на привязи стояли два диковинных зверя. Высоченные, грязно-желтые, с клочьями свалявшейся шерсти и двумя горбами на спине, они презрительно смотрели на приезжих сверху вниз, их челюсти непрерывно двигались вправо-влево, и сено клочками свисало с губ. Весеннее солнце грело вовсю, растапливая смешанный с навозом снег на кучах, окружавших поселение, и стая тощих собак рвала оттаявший труп лошади. Они растаскивали куски лошадиной плоти, дрались в грязи. Кучи отвратительно пахли. Как можно жить в такой нечистоте? У них там, на родине, бургомистр строго наказывал за валяющийся мусор, правда, когда началась эта проклятая война, про- пала и власть, и порядок, и некому стало штрафовать пьяницу Фрица, который жил на дальнем конце улицы.