Часы

Я пообещал нашему пастору, и с тех пор я стараюсь как могу облегчать жизнь этих людей. Болезнь отступила наконец, и мы поплыли дальше. Когда доплыли до Саратова, была уже глубокая осень, и в местном Опекунстве сказали, что нужно зимовать здесь. Нам дали деревянные лопаты, и мы начали рыть в земле вот эти норы, они называются землянки. Люди были очень слабы после болезни, а работа — очень тяжелой. Господин Леруа — ему русская императрица поручила быть нашим вызывателем — прислал своего фор-штегера, и тот помог добыть бревен, чтобы перекрыть землянки, и научил, как собирать топливо. Это высохший скотский помет, его называют кизяк, мы собирали его в поле, чтобы пережить зиму. Он сильно дымит, и мы все пропахли этим кизяком и дымом и, простите, не очень опрятны, — Вольфганг смущенно улыбнулся. — Зимой было очень трудно, морозы были иногда очень сильными, но мы выжили с Божьей помощью, только трое самых слабых умерли. А теперь уже потеплело, мы ждем, когда вскроется река, и тогда… — Вольфганг умолк.

Анна не могла оторвать глаз. Он был такой умный и так много пережил, бедняжка. А волосы у него, наверное, очень мягкие, если их погладить… Анна смутилась и покраснела от собственных мыслей. А Вольфганг взглянул на нее, и она покраснела еще больше.

— А кто такой этот Леруа? — прервал наконец затянувшееся молчание Иоганнес.

— Это француз. Русская императрица поручила переселение по своему указу некоторым людям, они называются вызывателями. Барон Боренгард, он из Брабанта, французы Леруа и Дебоф. Наш вызыватель — Леруа, и вот мы ждем, когда нам отведут земли на левом берегу Волги. На правом берегу все свободные земли уже распределены.

— И сколько еще нам ждать?

— Здесь есть контора Опекунства, там сидят русские чиновники и ничего не делают. Только говорят: «Вот вскроется Волга, приедет ваш вызыватель, и тогда…» — Вольфганг вздохнул. — Вот мы и ждем.

Ждать, ждать и снова ждать! Иоганнес вспомнил вдруг, тот шваб говорил, что русские долго запрягают… Как дальше, он забыл, кажется, едут быстро, но не туда, куда нужно.

Вольфганг стал приходить каждый день. Он показывал, как рыть землянки, учил, как делать костер и где добывать еду.

— Сегодня в Саратове ярмарка, — сказал он однажды, — это значит большой рынок. Приедет много людей и будет интересно. Если Анхен захочет, я могу проводить ее туда, — Анна умоляюще посмотрела на мать.

— Ладно, иди, только недолго. И хорошо причешись и надень новый платок на голову.

Ярмарка раскинулась по другую сторону холма на берегу Волги. На большой площади с вытоптанной высохшей грязью, перемешанной с навозом, стояли телеги с поднятыми оглоблями и привязанными к ним мохнатыми лошадками. Низкорослые степные люди с редкой растительностью на бронзовых монгольских лицах, узкоглазые, одетые в лисьи малахаи и кожаные сапоги, перекликались тонкими голосами. Русские люди были одеты в армяки и сплетенные из лыка башмаки. «Это русская обувь, называется лапти», — сказал Вольфганг.

В повозках лежат связанные по ногам бараны, ворохи шкур, воловьих, волчьих, лисьих. Огромные, в человеческий рост, осетры свесили хвосты с телег. Белугу привезла упряжка волов на двух связанных вместе телегах. Анна никогда не видела таких больших рыбин, и Вольфганг объясняет ей, что такая рыба живет в Волге, ее ловят, обкладывают льдом и везут в Санкт-Петербург и Москву. В кадках с водой плещутся выловленные в проруби стерляди и щуки. Покрыты рогожами телеги с мороженой, с зимы, рыбой. В больших деревянных, схваченных обручами ведрах — икра, черная, красная и золотисто-желтая. Анне весело и интересно, только она боится страшных зверей с горбами.

— Это верблюды, они смирные и не опасные, на них приехали из-за Волги степняки, кайсак-киргизы. Они живут в степи в юртах, сделанных из шкур, и кочуют с места на место.

Покрыты рогожами телеги с солью. Соль привезли из-за Волги, там ее добывают в соляных озерах. За рыбой и солью приехали купцы из Москвы. Купленный товар грузят на подводы, и медленный обоз, влекомый волами, много дней ползет через полстраны к столицам. Свежую красную рыбу везут на перекладных лошадях от станции к станции, днем и ночью. Товар нежный, может испортиться в пути. Степняки пригнали табун лошадей. Лошадки боязливо похрапывают, волнуются, переступают копытами. Их торгует кудлатый человек с большой серьгой в ухе. Кудлатый одет в желтую рубаху, подпоясанную кушаком, и безрукавку. Он без шапки, спутанные черные кудри рассыпаны по плечам. Странный человек совсем не боится лошадок, хватает их за морды, заглядывает в храпящие лошадиные рты.

— Ой! — Анна испуганно прижалась к Вольфгангу.

Прямо на них шел настоящий медведь, темно-бурый, огромный, его на цепи вел мужичок в колпаке и лаптях. Медведь шел угрюмо, переваливаясь на мохнатых лапах и не обращая внимания на расступающуюся толпу, на мальчишек, показывающих на него пальцами. Лошадки, почуяв медведя, забеспокоились, стали биться, вставать на дыбы, и ямщики замахали на поводыря руками: «Уходи подальше, не пужай коников!»