Часы бьют двенадцать

— Да. Он согласился отпустить меня. Вот почему книжечка была открыта на первом февраля. Я работал над кое-чем, и мне требовалось еще около месяца. Дядя попросил меня подождать месяц и потом поговорить с ним снова. «Четыре недели, начиная с сегодняшнего дня?» — спросил я. «Нет, календарный месяц». Вспомнив о книжечке, подаренной мне тетей, я вынул ее из кармана и отыскал в ней первое февраля, чтобы посмотреть, какой это день недели.

Потом я передал книжечку дяде, и он сказал: «Хорошо, если ты к тому времени не изменишь свое решение».

— Что произошло потом?

— Я пошел домой. Я не знал, что оставил книжечку здесь — просто не вспоминал о ней больше.

— В какое время вы ушли отсюда?

— Не знаю. Думаю, около половины двенадцатого.

— И никто не видел, как вы приходили или уходили?

— Насколько мне известно, нет.

Вайнер сделал небольшую паузу.

— В одиннадцать тридцать мистер Рей и мистер Пирсон спустились в столовую выпить, — снова заговорил он. — По словам мистера Рея, ему показалось, будто парадная дверь закрывалась, когда он входил в холл. Это совпадает с названным вами временем.

— Очевидно.

— Вы сказали, мистер Парадайн, что ваш разговор с дядей был дружеским. А расстались вы с ним тоже дружески?

Мисс Силвер увидела, как на смуглой щеке Марка дрогнул мускул, А черные брови сдвинулись.

— Да, — ответил он.

— Он был жив, когда вы уходили?

Из-под нахмуренных бровей сверкнули глаза. Последовала едва заметная пауза, прежде чем Марк снова ответил:

— Да.

Мисс Силвер нарушила затянувшееся молчание, слегка кашлянув.

— Можете вы рассказать нам, мистер Парадайн, что было на письменном столе, когда вы приходили сюда в четверг ночью?

— Что вы имеете в виду?

— Просто постарайтесь вспомнить, каким вы увидели тогда этот стол и какие на нем лежали предметы?

Марк снова нахмурился — на сей раз задумчиво.

— Не знаю — я не обратил внимания. По-моему, все выглядело почти так же, как сейчас.

— Попробуйте перечислить вещи, мистер Парадайн. Тогда вы, может быть, что-то вспомните.

Марк полунасмешливо-полураздражепно приподнял верхнюю губу.

— Ну, на столе были те же вещи, что и сейчас, — чернильница, ручка, карандаши, промокательная бумага, блокнот…

— Его сейчас здесь нет.

— Блокнота? Он лежал раскрытым перед дядей, когда мы с ним говорили. Бумага была чистой.

— Пожалуйста, продолжайте.

— Больше ничего не припоминаю.

— А календарь? Мисс Парадайн упоминала, что ваш дядя всегда пользовался настольным календарем.

Марк покачал головой.

— Нет, календаря здесь не было, иначе мне бы не пришлось доставать свой. Правда, это был последний день прошлого года. Очевидно, дядя выбросил старый календарь, А новый еще не положили.

— А что-нибудь находилось в этом углу стола между мной и суперинтендантом?

— Только газета.

— Вот как? Газета занимала весь угол?

— Да, «Таймс». Должно быть, он читал ее.

— Не можете ли вы припомнить, мистер Парадайн, выглядела ли газета плоской? Не могли ли под ней лежать, скажем, чертежи мистера Рея? Насколько я понимаю, они хранились в картонном цилиндре. Было ли для него место под газетой?

Лицо Марка приняло испуганное выражение. Он посмотрел на Вайнера, потом на главного констебля.

— Значит, чертежи пропали? Это имел в виду мой дядя?

— Вам это только сейчас пришло в голову? — осведомился полковник Босток.

Марк попытался встать, но тут же снова опустился на стул, переводя взгляд с одного на другого.

— Что, по-вашему, имел в виду ваш дядя, Парадайн, говоря, что один из вас предал интересы семьи? — продолжал полковник.

— Выходит, он потерял чертежи?

— Я спрашиваю, что вы подумали тогда?

Марк выпрямился на стуле.

— Сожалею, сэр, но о чертежах я не думал до сих пор.

— В самом деле? Тогда о чем же вы думали?

Марк молчал примерно полминуты. Пауза казалась очень долгой.

— Понимаете, сэр, — заговорил он наконец, — слова дяди явились для нас шоком — слушать такое не слишком приятно. Но мне и в голову не пришли чертежи. Я был поглощен собственными делами и подумал, что он имел в виду меня. Конечно это звучало немного преувеличенно, но его всегда возмущало мое намерение уйти из фирмы. Когда мы говорили об этом в прошлый раз, его слова не слишком отличались от тех, которые он произнес в четверг вечером.

— А вы помните какие-нибудь из них?

— Ну, дядя сказал, что я предаю фирму и страну ради грошовой славы.

— Поэтому вы решили, что в четверг вечером он говорил о вас?

Марк покачал головой.

— Не то чтобы твердо решил. Но мне казалось, что все зашло слишком далеко. Я чувствовал, что так больше не может продолжаться, и вернулся, чтобы сказать ему об этом.

В глазах полковника мелькнуло недоверие.

— И вы утверждаете, что беседа была дружеской?

Лицо Марка внезапно покраснело.

— Да. Я смог заставить дядю понять мою точку зрения. Как я говорил, он согласился отпустить меня через месяц.

— Да, вы так говорили. — Голос полковника Востока был таким же недоверчивым, как и взгляд. Марк напрягся.

— Итак, вы не знали об исчезновении чертежей, — сказал Вайнер. — Когда вы видели их в последний раз?

— Я вообще их не видел.

— Но вы знали о них, о том, что мистер Рей принес их сюда?

— Да, знал.