В случае моей смерти этот конверт должен быть отправлен моему стряпчему мистеру Рокбери из адвокатской конторы «Рокбери энд Томкинс» либо же моему племяннику Томасу Бересфорду. Остальным — не вскрывать.
Внутри лежало несколько плотно исписанных страничек. Почерк был плохой, очень корявый, местами совершенно неразборчивый. Испытывая определенные трудности, Томми прочел записку:
Я, Ада Мэрайа Фэншо, пишу здесь о том, что мне стало известно от людей, проживающих в приюте для престарелых «Солнечный кряж».
Я не могу поручиться за достоверность всей представленной здесь информации, но, похоже, есть основания полагать, что в приюте имеют место — или уже имели — подозрительные, а то и преступные деяния. Элизабет Муди, не очень умная, но, я думаю, довольно правдивая женщина, заявляет, будто она опознала в живущей здесь пациентке известную отравительницу. Лично я предпочитаю сохранять беспристрастность, но буду смотреть в оба и записывать все факты, которые станут мне известны. Хотя возможно, все это не имеет под собой никаких оснований. Просьба к моему стряпчему или племяннику Томасу Бересфорду провести полное расследование.
— Ну вот! — с триумфом сказал Альберт. — А я вам что говорил! Это же ключ к разгадке!
Книга четвертая
СТОИТ ЦЕРКОВЬ С КОЛОКОЛЬНЕЙ, А ВНУТРИ НАРОДУ ПОЛНО[187]
Глава 14
Мыслительное упражнение
— Полагаю, перво-наперво нам надо как следует подумать, — сказала Тапенс.
После приятной встречи в больнице Тапенс наконец торжественно препроводили на волю. Верная парочка обменивалась своими наблюдениями и выводами в гостиной лучшего номера «Ягненка и флага» в Маркет Бейсинге.
— О том, чтобы думать, и думать забудь, — скаламбурил Томми. — Не забывай, что сказал доктор, прежде чем тебя выписать. Никаких волнений, никакого умственного напряжения, почти никакой физической деятельности — полный покой.
— А чем еще я сейчас занимаюсь? — спросила Тапенс. — Задрала ноги вверх — разве нет? — а голова на двух подушках. Что же касается того, чтобы думать, так думать — это вовсе не обязательно умственно напрягаться. Математикой я не занимаюсь, экономику не изучаю, домашние счета не проверяю. Думать — это значит отдыхать, устроившись поудобнее, и, даже если подвернется что-нибудь интересное и важное, не принимать никаких решений. Во всяком случае, ты, наверное, предпочитаешь, чтобы уж лучше я немного подумала, задрав ноги и положа голову на подушки, чем снова начала действовать.
— Об этом не может быть и речи. Это исключено. Ты понимаешь? Ты должна оставаться в состоянии покоя. Уж я постараюсь, Тапенс, не спускать с тебя глаз, потому что я тебе не доверяю.
— Ну что ж, — сказала Тапенс. — Лекция окончена. Теперь давай подумаем. Подумаем вместе. Не обращай внимания на то, что наговорили тебе доктора. Если б только ты знал столько о докторах, сколько знаю о них я…
— Доктора пусть тебя не волнуют, — ответил Томми. — Ты будешь делать то, что я тебе велю.
— Хорошо. Уверяю тебя, в данный момент у меня абсолютно нет никакого желания двигаться. Нам надо сравнить наши впечатления и наблюдения. Накопилось очень много всякой всячины, как на какой-нибудь благотворительной распродаже.
— Что ты имеешь в виду под всякой всячиной?
— Факты. Всевозможные факты. Их чересчур много. И не только факты… Слухи, предположения, сплетни. Все это очень напоминает бочку с опилками, в которых спрятаны всевозможные пакетики.
— Вот именно — опилки, — сказал Томми.
— Не пойму, пытаешься ли ты меня обидеть или принижаешь свой вклад в наше расследование, — сказала Та-пенс. — Во всяком случае, ты ведь со мной согласен, правда? У нас уже довольно много информации, но все так намешано, и мы не знаем, с чего начать.
— Я знаю, — возразил Томми.
— Да? — засомневалась Тапенс. — И с чего же ты считаешь надо начать?
— С того, что тебе нанесли удар по голове.
Тапенс немного подумала.
— Право, не понимаю, как это может послужить отправной точкой. Я имею в виду, это ведь последнее из цепочки событий.