Часы Судного дня

Тут меня слегка отпустило. Однажды ЕП уже предупреждал меня, что «завтра начинается». И был, как позже выяснилось, прав — танки уже грели моторы, пилоты сидели в кабинах штурмовиков, а обслуга цепляла на крылья, что они там обычно цепляют. Но обошлось. Буквально в последний момент потенциальные цели поняли, что шутки кончились, и резко с дымом из-под копыт врубили заднюю. Наши тоже решили тогда спустить на тормозах, хотя многие по сию пору считают, что зря, надо было, мол, «резать к чёртовой матери, не дожидаясь перитонита». Впрочем, сейчас в политике принят «византийский стиль» — всё на интригах, непрозрачности решений и медленном выкручивании рук с невозмутимой улыбкой. Воевать в открытую — это последний шаг, которого лучше не делать никогда. Этот подход имеет свои плюсы и минусы, в паблике он практически никому не нравится — но до сих пор он работал, и отрицать это невозможно. Может, и сейчас проскочим?

«Какой сценарий?» — написал я.

«Ждём „Юго-восток локальный“, а там, сам понимаешь…» — ответил ЕП.

У нас для внутреннего употребления были расписаны несколько сценариев обострения до горячей фазы — «Юг-локальный», «Юг-глобальный», «Юг-террор», «Север-глобальный», «Север-тактический», «Восток», «Восток 2» и другие. А также «Полный Пэ». Все они были нехороши по-своему, но «Юго-восток локальный» по прогнозам специально обученных военных экспертов (не нас) имел вероятность сползания к сценарию «Полный Пэ».

Тут надо понимать, что наша группа отнюдь не занималась военной прогностикой и аналитикой, это не наш профиль и не наши компетенции. Для этого, в конце концов, Генштаб есть. Так что эти сценарии, на самом деле, не наши, а наоборот — вражеские, построенные на мониторинге западных военных аналитиков, выкладки которых периодически так или иначе попадали к нам. Творчество жанра «как именно мы вломим проклятым Рашнз». Документы были разной степени адекватности, от полного безумия до сливов высокой достоверности, однако постепенно, шаг за шагом, картина формировалась.

Главная опасность всех сценариев была в том, что они легко и непринуждённо перерастали из локальных в глобальные — вероятность такого развития ситуации независимые эксперты оценивали процентов в 80—90. К сожалению, этих экспертов никто не слушал. Стандартный подход к войне состоит в недооценке противника, переоценке своих возможностей и непонимании характера войны, которую страна начинает. Эта ситуация усугубляется катастрофической деградацией западной аналитики в отношении России — мы постоянно мониторили работы тамошних коллег, читали их доклады: как открытые, так и краденые хакерами… Это здорово повышало нашу самооценку, поскольку большая их часть была развесистой клюквой, из зарослей которой выезжал верхом на пьяном медведе полуголый kozak в ушанке с балалайкой в руках. Дело было не только в низком профессионализме экспертов, но и в отсутствии адекватной референтной группы — они основывались на информации «лояльных», а не компетентных источников. Поэтому представления политической элиты США о российском военном потенциале и политических процессах были основаны на выборке «политически удобных» корреспондентов, сообщающих своим слушателям то, что им хотелось бы услышать. Но это имеет и обратную сторону — они действительно могли рискнуть.

ЕП давно уже отключился, а я всё сидел над остывшим кофе. Читал новости, проглядывая наши и западные ленты с каким-то новым чувством болезненного интереса. В завораживающей картине гибели Помпеи меня всегда привлекал не тот момент, который запечатлел на своей знаменитой картине Брюллов, а первые дымки над Везувием, которые многое сказали бы вулканологам, будь они тогда в злосчастных окрестностях Неаполя. Первый лёгкий привкус серы в воздухе, первый робкий подземный толчок, слабенький, почти неслышный рокот и первая покачнувшаяся на столе амфора с вином. Настоящий ценитель видит в этом всю будущую красоту — серые облака пепла, могучий порыв раскалённого газа, величественный бег огненной лавы, и даже те трогательные пустоты, которые зальют гипсом на потеху туристам будущие археологи.