Часы зла

«Сэр Давид Саломонс, сконч. 1925. Оставил все свое состояние дочери Вере. Акции, арендованное имущество, ликвидные активы плюс коллекц. часов. После похорон Вера едет за границу. Влюбляется в палестинца, затем поп. в Британию. Сионизм Веры. Меняет комфорт Лондона на Иер-им. Пытается купить Стену плача, после того как увидела, как осел мочится на камни рядом с согбенным в молит. ребе. Не удается.

Последующие кампании Веры (отн. сирот, заложников, беженцев) приносят лучшие результаты. Поддерживает Леона Мейера, ученого с мир. именем, знатока арабского искусства. Леон и В. становятся „компаньонами“. В. создает исслед. институт его имени, но 50 % выставочной площади занимает там коллекция часов сэра Д. На торж. открытии местный критик и знаток архитектуры восхваляет проект ин-та, якобы он напоминает неприступную крепость. Кража (апр. 83) доказывает, что внешность бывает обманчива. Полиция обнаружила, что сигнализация не была подключена, охранники не имели опыта, двери не заперты.

О краже много писали в прессе. Журналисты называли подозреваемых (никаких конкр. имен). В их числе: арабские террористы, преступники из местных, выдающие себя за арабских террористов, а также некий „не слишком щепетильный“ коллекционер. Последнюю версию подверг сомнению хранитель кол. часов Оханнес Ташиджиан. Он сказал: „„Королева“ была мне как родное дитя, родное и самое любимое. А теперь это дитя пропало“».

Глава 25

Иерусалимские материалы, и в особенности откровения и искренняя скорбь хранителя, заинтриговали Джессона.

— Человек, сравнивающий часы с родным ребенком, заслуживает того, чтобы с ним познакомиться.

— Можно ему позвонить. Номер у меня есть.

Джессон скроил гримасу.

— Вас это не устраивает?

— Нет. Только тет-а-тет, — ответил он. — Возможен даже частный визит на место преступления.

— Но вы же сами говорили, что не переносите самолетов.

— Есть и другие способы преодолевать расстояния, Александр, вполне спокойные и приятные. А может, назначу вас своим эмиссаром. Тем более что частности этого дела известны вам лучше, чем мне.

— Польщен, мистер Джонсон. Но ехать в Иерусалим никак не могу. Потому как если уеду, то босс или жена точно убьет меня… Почему вы улыбаетесь?

— Вы только что назвали меня Джонсоном.

— Правда?

— Интересно, как бы прокомментировал это ваш Креветка? А вообще в этой оговорке нет ничего удивительного. Она объясняется существенной разницей в возрасте между вами и мной.

— Означает ли это упрек в адрес Босуэлла, поскольку его справочник цитат не оправдал ожиданий?

— Надо проверить. Так, с налета, трудно сказать. Что-то не припоминаю, чтобы я читал об этом в «Лайф».

— Кажется, жена Босуэлла обвинила его в слишком тесной дружбе с мужчинами?

— А вот это определенно. У него была связь. — Тут Джессон осекся. — Кстати, наверное, именно так оценивает ваша жена наши взаимоотношения?

— Ну, не знаю. Ник, конечно, немножко ревнует из-за того, что мы так много времени проводим вместе. Одно могу сказать наверняка: она пришла бы в ярость, узнав, что я украл для вас книгу.

— Об этом можете не беспокоиться. Беспокоит другое. У нее может сложиться искаженное представление о нашем сотрудничестве.

— Если встретитесь с ней, об этом вообще лучше не говорить. Слово «сотрудничество» вызовет у Ник прямую ассоциацию с информаторами режима Виши.

Джессон покраснел.

— Но это просто абсурд! Ступайте домой и поговорите с ней. И убедите присоединиться к нам, ну, скажем, в субботу.

— Сами знаете, что произошло, когда я пытался уговорить ее. Повесила трубку, вот и весь разговор.