Чаткальский тигр

— Подумать — и слова-то его никчемны, бессмысленны. А слушать неприятно — будто вместе с едой нечаянно проглатываешь муху. И пока тебя не вывернет наизнанку, не успокоишься.

— Слово же, лишенное мысли — это скорлупа без зерен. Отметите их и не обращайте внимания, — посоветовал Амир Равнак.

XXXIII У СОСЕДЕЙ — БЕДА…

Уже закатывалось солнце и от высоких пирамидальных тополей на дорогах пролегли длинные голубоватые тени, когда наманганский областной радиоузел вдруг на полуслове прервал передачу. Из всех репродукторов — и из тех, блестящих, что висели на столбах, и из тех, что находились в домах, — послышался хрип, писк и сквозь них неожиданно прорвался тревожный голос: «Граждане! Внимание! Внимание! Вдоль русла реки Чартаксай наступает поток воды! Скорее берите детей, больных и поднимайтесь на Кушанские холмы! Скорее!.. А те, кто находится далеко от возвышенностей, пусть немедленно взбираются на деревья! Скорее!..»

Не прошло и нескольких минут, как улицы Намангана заполнили толпы взбудораженных людей.

В кишлаки, расположенные на берегу Чартаксая, на мотоциклах мчались милиционеры. Они кричали что есть мочи в громкоговорители: «Скорее хватайте своих детей и спешите на холмы! Живее, товарищи, живее!..» Свалившееся как камень на голову страшное известие вмиг подняло на ноги население Чартака, Кораскона, Алихана, Карабага и других кишлаков. Перепуганные матери, отцы кинулись на улицу искать своих игравших невесть где детишек. А репродукторы между тем не умолкали, из них все раздавался и раздавался леденящий голос: «Граждане! Вода прорвала Чартакскую плотину. Срочно уходите из низин. Поднимайтесь на возвышенные места!..»

Люди несли на руках младенцев, кто-то помогал старикам и больным, поддерживая их под руку, кто-то тащил, взвалив на спину, свой скарб. Женщины метались из стороны в сторону, от улицы к улице, не находя своих детей, охрипшим голосом выкрикивали их имена, плакали. Милиционеры, пришедшие на помощь жителям, и присоединившиеся к ним джигиты, показывали дорогу в безопасные места, помогали многодетным семьям нести перепуганных насмерть малышей. Протяжно мычали привязанные в хлевах коровы, блеяли овцы — и они почувствовали приближение бедствия. Однако никто и не помышлял помочь бедным животным. Даже отвязать их никому не пришло в голову. До того ли…

Все холмы в округе, большие и малые, были облеплены людьми. Дети плакали: им казалось, что приближается страшный многоголовый дракон, о котором они слышали в сказках…

Нигде не зажглась ни одна лампочка, и темнота осмелела. Быстро наступила ночь.

По асфальтированной дороге вдоль реки на предельной скорости промчались автомобили с горящими фарами, проскочили по мосту через Чартаксай, исчезли за поворотом. Кто-то предположил, что это, должно быть, приехали руководители района и области. И напряжение сразу же спало. Люди поняли, что их в беде не оставят, о них позаботятся.

Одним из последних поднялся на холм председатель колхоза Юсуфджан-ака, держа за руки чьих-то мальчика и девочку лет шести-семи. За ним ковылял, постукивая костылями, инвалид войны Кучкар. На плечах у него, оцепенев и вцепившись ему в волосы, сидел какой-то мальчонка. Неожиданно из темноты появилась старуха Айша-биби. Она медленно шла по тропе и несла на голове большую плоскую корзину. Обгоняя ее, проследовал местный милиционер, с трудом втаскивая наверх двух упирающихся и орущих мальчишек. «Дяденька-а, я же ничего не сдела-а-ал!» — вопил сквозь слезы один. «Я больше не буду-у-у!..» — вторил другой. Проходя мимо Айши-биби, милиционер бросил не без досады: «Эй, старуха, бросьте корзину, жизнь надо спасать!» Старуха проводила его презрительным взглядом и пошла себе не торопясь, прямехонько держа свой стан, как молодая. В корзине, набитой листьями тутовника, копошились шелковичные черви, которых она с самой весны выхаживала.

И все. Больше ни один человек не поднялся на холм. Жалобный рев скотины и вой собак доносились со стороны кишлака. Вдруг слух примолкших, напряженно прислушивающихся к каждому шороху людей уловил отдаленный гул. Гул этот с каждой секундой нарастал, приближался. И суеверным, и тем, кто ни во что не веровал, показалось, что огненная колесница, в которой сам господь разъезжает по небу во время бурь и гроз, спустилась на землю и мчится по ней, не разбирая дорог, сметая все на своем пути. Темный вал высотой с шестиэтажный дом, обдав людей упругим влажным ветром, промчался мимо, грохоча и сотрясая горы, с шипением разлился вокруг, слизывая и поглощая все, что осталось внизу, в долине. Людям, собравшимся на холмах и на склонах гор, даже не верилось, что это разбушевалась вода — черная, страшная, с маслянистым глянцем, та самая вода, которую они копили, привыкли ценить выше золота. Вода, которая дает жизнь всему сущему, ныне, по чьей-то вине, грозила им гибелью. Людям казалось, что она затопила не только их кишлак, но весь мир, и жизни на земле вновь не возродиться. О боже, хотя бы двоим удалось спастись, как во времена Ноя, чтобы уж совсем не осиротела Земля…