Чаткальский тигр

Идти вниз было легче. У родника задержались. Умылись и напились, черпая воду ладонями.

Когда стали рассаживаться в машины, Мархаматхон сказала, что ей скучно ехать с мужчинами, которые только и знают толковать о делах. «Стоит Музаффарову и Амиру Равнаку оказаться вместе, от них и слова путного не услышишь, они только и знают философствовать да о международном положении талдычить», — посетовала она. И, забрав из «Волги» жакет и сверток с самсой, Мархаматхон пересела в «Москвич». Тут уж Гулгун с Таманно скучать ей не дали. Хайрулло даже приемник выключил, чтобы эстрадная музыка не мешала их веселому разговору.

Как только миновали местечко Дурмен, сразу почувствовали, что салон наполняется раскаленным воздухом. Дышать становилось труднее. Мархаматхон сняла жакет. Пусть их тут встречают жара, духота и пыль, все равно она радовалась, что наконец-то возвращаются в Ташкент. «Свой дом — люлька из цветов», — говорят в народе. Для тех, кто родился и вырос здесь, в целом мире не существует города прекраснее, чем Ташкент. Мархаматхон принялась рассказывать девчатам, как лет пять назад, после долгих уговоров мужа, еле-еле выбралась в Ялту. Три дня только и прожила там спокойно. А на четвертый принялась уговаривать Файзуллу Ахмедовича уехать обратно. Начала упрекать, что привез ее сюда, разлучив с домом, детьми. А через неделю уже места себе не находила, словно хворь какая нашла. Чуть не на коленях умоляла мужа поскорее отвезти ее домой. Так и не дождавшись, пока истечет срок путевки, вернулись в Ташкент — в самую знойную пору. А Мархаматхон словно ожила. Нарадоваться не могла, что наконец-то дома…

Файзулла Ахмедович недовольно ворчал. А она, чувствуя себя виноватой, помалкивала. Хорошо, что вечером пришел Амир Равнак и разрядил обстановку. Узнав, что они вернулись из Ялты раньше времени, он забеспокоился, не случилось ли чего, вот и прикатил разузнать. Файзулла Ахмедович принялся изливать ему душу, жаловаться на Мархаматхон, что она, чудачка, сама извелась и ему не дала отдохнуть как следует. Амир Равнак сперва рассмеялся, а потом взял ее под защиту: «Не серчай на жену, приятель. Большинство коренных ташкентцев не могут отлучаться отсюда надолго. И это понятно. Во-первых, мы пьем самую сладкую воду Чирчика, — ты же знаешь, что ему дали начало тысячи горных родников; во-вторых, здесь умеренно-континентальный климат, который более всего подходит человеку; в-третьих, Ташкент и Самарканд находятся в зоне самых удобных природных условий. Недаром же наши пращуры согдийцы и сакки обосновались в этих местах…»

Файзулла Ахмедович, слушая, кивал головой, но все же возразил: «При наших пращурах климат, может, был получше, а сейчас его умеренно-континентальным не назовешь. А портим его мы сами. Расширяем город, строя дома на плодородной земле, а каменистые места, где и трава не растет, остаются свободными! Прямо сердце кровью обливается, когда вспоминаю, какие извели сады, виноградники, тутовые рощи, чтобы настроить эти микрорайоны. Столетние орешины, шелковицы рубили под корень. Черный тутовник, которым мы в детстве объедались, исчез совсем. А ведь многие из этих деревьев легко было оставить на месте. Стройте себе, и дерево пусть растет. Машины ваши и объехать могли бы». — «Я несколько раз заходил в исполком, чтобы поговорить об этом, — сказал Амир Равнак. — Только когда ни придешь — у них совещание… Озеленением города там ведает один молодой недозрелый человек, за всю жизнь не посадивший ни деревца. Только и знает напротив исполкома пиво пить, зайдя за будку, чтобы не видели». — «Прогнать его нужно оттуда!» — «Легко сказать. Э-э, дорогой, легче столетний орех и шелковицу сковырнуть бульдозером, а такого сместить с руководящего поста не так-то просто…»

— Файзулла Ахмедович разговорился с Амиром Равнаком и забыл обо мне, — сказала Мархаматхон, смеясь. — А я, чтобы задобрить его, приготовила для них наш ташкентский плов. Поняв мою маленькую хитрость, поэт подмигнул мне и говорит Файзулле-ака: «Смотри, какой плов! Разве в Ялте ты мог попробовать такое лакомство? Там сейчас и чебуреков-то нет настоящих, не то что плова…» А Файзулла Ахмедович только хмыкнул от удовольствия и посмотрел на меня так, что по взгляду его я сразу же поняла — простил.

Мархаматхон, заметив, что придорожные деревья сливаются в сплошную зеленую массу, вскрикивала: «Вай!..» — и, обеспокоенно глянув по сторонам, просила сына, чтобы он не гнал машину как сумасшедший. Насмешливо улыбаясь, он чуть притормаживал. Но не мог отказать себе в удовольствии показать Гулгун свою удаль и опять выжимал девяносто пять, сто километров в час. Обгонял белую «Волгу», в которой ехали отец и Амир Равнак, оставлял позади все попутные машины и пулей уносился вперед. Разговор в салоне тотчас умолкал. А Хайрулло поглядывал в зеркальце, в котором видел Гулгун. Если замечал на лице испуг, то испытывал огромное удовольствие.

В один из таких моментов Таманно оглушительно хлопнула его по спине.

— Братец, вы расшалились сегодня! Глядите, чтоб боком не вышло, — сердясь, сказала она.