Читаем "Чатос" идут в атаку полностью

Окончив штурмовку и набрав высоту, обе эскадрильи направились к своим аэродромам. Над ними под самой кромкой облаков шли Дуарте, Ороско и Рекалде На траверзе Бахаралоса испанцы повернули к своему аэродрому; только звено, шедшее сверху, не изменило курса.

Вместе с девяткой Степанова три испанских летчика сели на Бахаралос.

К стоянке подъехал Серов. Увидя Дуарте, он радостно улыбнулся:

— Салут, Ладислав! Как вылет?

— Муй бьен! Очень хорошо. Но над облаками было не меньше двух десятков «фиатов».

Евгений по достоинству оценил немногословное замечание испанца.

— Ты правильно поступил, что остался наверху. Кто знает, чем окончилась бы наша встреча с «фиатами». Во всяком случае, мы были внизу, а это уже плохо.

— Фашисты хитрецы, — согласился Дуарте. — Их любимый прием — удар из-за облаков и уход обратно в облака. Мне на севере почти ежедневно приходилось наблюдать подобные штучки.

Евгений положил руку на плечо испанца:

— Спасибо, друг, за то, что «фиату» дорогу ко мне перекрыл.

Дуарте молча похлопал Степанова по спине. Подошли летчики, участвовавшие в штурмовке. Дуарте представил своих ведомых, прилетевших с ним на Бахаралос. Невысокого большеглазого Ороско, если бы не усы, можно было принять за мальчика. Трудно было поверить, что этот застенчивый юноша полчаса назад сбил фашистский истребитель. Полной противоположностью Мануэлю Ороско был Рекалде. Ладно скроенный, крепкий, среднего роста — настоящий крестьянин, он, размахивая руками, что-то быстро говорил внимательно слушавшим его Попову и Короузу…

Изменчивой была погода в Испании осенью 1937 года. Редко светило солнце. Небо покрывали густые тучи. Лили дожди. В горах выпадал и быстро таял снег. «Давно не видели мы такой осени», — сокрушенно качал головой майор Альфонсо, словно извиняясь перед летчиками за дурную погоду, часто прижимавшую истребители к земле.

Еременко в эти дни то и дело оглучался с Каспе под Теруэль, куда были переброшены эскадрильи Ивана Гусева, Мануэля Сарауза и Григория Плещенко. А «чатос» Евгения Степанова по-прежнему кочевали с аэродрома на аэродром, прикрывая города Средиземноморского побережья. В центре Арагонского фронта действовали эскадрильи Хуана Комаса и Ладислава Дуарте…

19 ноября в предрассветном полумраке эскадрилья Степанова заканчивала подготовку к перелету на Саба-дель. Майор Альфонсо, как всегда, провожал летчиков. Сразу после отлета эскадрильи он вместе с обслуживающим персоналом должен был выехать в Сабадель на машинах.

— Мой командир! Вы не успеете еще зарулить на Са-баделе истребители, как я буду там.

— Не спешите, Альфонсо. После отлета проверьте здесь все как следует. Ведь уходим с Бахаралоса на целую неделю.

— Проклятые фашисты! Из-за них наши ребята почти не отдыхают. А моя Виолетта хочет обратиться к римскому папе с просьбой о разводе. Вы знаете, Эухенио, что значит иметь жену из Таррагоны?

— Мне Моркиляс говорил, что там самые красивые женщины в Каталонии, — улыбнулся Степанов.

— В этом и вся беда, — вздохнул Альфонсо. — В свое время пираты специально приходили к Таррагоне и похищали местных красавиц. Но, к сожалению, они не всех перетаскали…

— У вас прелестная жена, Альфонсо!

— Но ей не нравится, что я ночами торчу на аэродроме. А разве я могу бросить наших ребят?

— Ничего не поделаешь, Альфонсо.

— Аста пронто! До скорой встречи!

— Аста пронто.

Эскадрилья ушла в воздух. На опустевшей стоянке остались майор Альфонсо и его помощник. Альфонсо отдал последние хозяйственные распоряжения и уже собирался сесть в свою легковую машину, когда над Бахаралосомпоявились «юнкерсы». Снизившись, они прошли над летным полем. То, что республиканских самолетов не оказалось на аэродроме, не обескуражило фашистов. Сделав круг, они легли на боевой курс. Фашистские штурманы, как на полигоне, прицелились по лежащему в долине беззащитному городку.

С воем понеслись вниз фугасные и осколочные бомбы. Бахаралос окутался дымом и пламенем. «Юнкерсы» пошли на второй заход…

Все это видел майор Альфонсо, от неожиданности застывший около машины. Но когда «юнкерсы» стали делать второй заход на город и пустой аэродром, он бросился к своему «рено». Еще с начала боев под Бельчите майор возил с собой ручной пулемет и несколько дисков с трассирующими и зажигательными пулями. Выхватив из кабины пулемет, он, не откидывая ножек, положил его на крышу машины. Длинные трассы понеслись навстречу бомбовозам. Снизившись почти до земли, те делали один заход за другим. Но Альфонсо продолжал стрелять.

Вспыхнул «рено». Шофера и помощника Альфонсо ранило.

— Уходите! — крикнул им майор.

Строча из пулеметов, «юнкерс» шел прямо на него. Альфонсо прицелился. И в этот момент что-то острое ударило его в грудь и голову. Под ногами качнулась земля. С ревом пронесся фашистский самолет. Затуманенным взором Альфонсо видел несущийся на него второй «юнкерс». Он сделал несколько шагов вперед, навстречу врагу. Он задыхался. «Мой командир! Меня, кажется, ранили. Ты слышишь, Виолетта? Эти паршивые собаки все-таки попали в меня!»

Рев двигателей бомбовоза слился с пулеметной очередью. Майор рухнул на землю…

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 знаменитых тиранов
100 знаменитых тиранов

Слово «тиран» возникло на заре истории и, как считают ученые, имеет лидийское или фригийское происхождение. В переводе оно означает «повелитель». По прошествии веков это понятие приобрело очень широкое звучание и в наши дни чаще всего используется в переносном значении и подразумевает правление, основанное на деспотизме, а тиранами именуют правителей, власть которых основана на произволе и насилии, а также жестоких, властных людей, мучителей.Среди героев этой книги много государственных и политических деятелей. О них рассказывается в разделах «Тираны-реформаторы» и «Тираны «просвещенные» и «великодушные»». Учитывая, что многие служители религии оказывали огромное влияние на мировую политику и политику отдельных государств, им посвящен самостоятельный раздел «Узурпаторы Божественного замысла». И, наконец, раздел «Провинциальные тираны» повествует об исторических личностях, масштабы деятельности которых были ограничены небольшими территориями, но которые погубили множество людей в силу неограниченности своей тиранической власти.

Валентина Валентиновна Мирошникова , Илья Яковлевич Вагман , Наталья Владимировна Вукина

Биографии и Мемуары / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное