Читаем "Чатос" идут в атаку полностью

Птухин, которому последнее время нездоровилось, устало откинулся на спинку стула. Простуженным голосом он ответил:

— Все говорит за то, что у Теруэля продолжается сосредоточение войск противника. Рохо прав: нужно посылать воздушного разведчика…

Сидевший рядом Моркиляс резко поднялся:

— Ждать нельзя, нужно штурмовать фашистов!

— Сначала необходимо точно установить, где противник, — остановил его Агальцов.

— Значит, надо лететь в разведку, — откликнулся Степанов.

— Полагаешь, это возможно? — живо повернулся к нему Птухин.

— Под Ленинградом приходилось летать и не в таких условиях.

Генерал задумался, потом проговорил медленно:

— Ну что ж, лети! Но если будет трудно, немедленно возвращайся.

К самолету Степанова пошли провожать все.

— Через пятьдесят минут встречаю тебя здесь же, — сказал ему на прощание Птухин.

Железная дорога — единственный ориентир — крутыми изгибами петляла среди угрюмых, засыпанных снегом скал. Сильный ветер бросал истребитель из стороны в сторону, и Евгений с трудом удерживал машину на курсе. В белой пороше сливались земля и небо, но, несмотря на предупреждение Птухина, Степанов продолжал полет…

Он вернулся через час, как и обещал. Доложил: на станции Кауде видел платформы с танками и автомашинами; по сходням из вагонов выводили лошадей. В Санта-Эулалия обнаружил два состава крытых вагонов, а севернее — еще один эшелон. Было ясно: к Теруэлю непрерывно подходили резервы противника.

Полковник Луна немедленно позвонил начальнику генерального штаба Висенте Рохо.

— Генерал Рохо благодарит вас за смелый полет, — сказал он Евгению.

— Ты как полагаешь, можно сейчас эскадрильей на штурмовку слетать? — спросил Птухин.

— Если взять наиболее подготовленных летчиков, то, по-моему, можно.

— Разрешим? — обратился Птухин к Луне.

— Я затрудняюсь давать вам советы, мой генерал! В Испании в такую погоду не летают, — кивнул он на окно, за которым падали крупные хлопья снега.

— Думаю, что летчиков первой эскадрильи выпустить можно, — решил Птухин. — Собирайся, Виктор, — обратился он к Кустову. — Сначала вдвоем полетите. Но, прежде чем улетать, попрощайтесь с Аделиной. Она через полчаса уезжает в Валенсию, а оттуда на Родину.

Маленькая переводчица едва не расплакалась, прощаясь с летчиками.

— Что передать в Москве? — спросила она Евгения.

— Жив, здоров. Летаю, — улыбнулся он и ласково погладил ее по кудрявой голове. — А Антонио напомни, чтобы ждал нас на свадьбу.

Через десять минут, подняв над полосой снежный вихрь, два истребителя ушли в воздух…

Птухин встретил летчиков вопросом:

— Ну как фашисты? Не ожидали?

— Все горит. Нужно немедленно повторить вылет. Евгений был возбужден только что проведенной штурмовкой, в глазах стояли пылающие цистерны, марокканцы, в панике выскакивающие из горящих вагонов.

Генерал обвел взглядом обступивших его летчиков.

— Что ж, командир группы, давай приказ. Только осторожнее, ребята, в этой метели…

Истребители парами уходили в воздух. Когда взлетелипоследние — Кустов и Короуз, Птухин стал прощаться.

— До утра я буду на Харике. У вас пока остается комиссар. Завтра готовность в пять тридцать. Желаю успеха.

Степанов, проводив Птухина, подошел к Попову:

— Ну-ка, Гриша, своди меня к Санта-Эулалия. Пока Сюсюкалов с ребятами будет в Кауде добивать марокканцев, мы посмотрим, что у мятежников в тылу творится. Не возражаешь?

— Есть, командир!

В ночь на 15 декабря над окружавшими Теруэль горами свирепствовала снежная вьюга. Но к рассвету ветер разогнал тучи, в морозном небе холодным светом засверкали звезды. Перед утром застывшую тревожную тишину разорвали артиллерийские залпы — это открыли огонь республиканские батареи. Правительственные войска нанесли по Теруэльскому выступу внезапный удар по сходящимся направлениям. На земле и в воздухе разгорелись ожесточенные бои.

На Баракас с Харики позвонил Птухин:

— Видишь на карте высоту Санта-Барбара? — спросил он сидевшего в кабине истребителя Степанова. — Из Конкуда к высоте выдвигается батальон мятежников. Это донесение воздушного разведчика. Батальон надо остановить. Сейчас туда вылетают Р-зеты, их прикрывают эскадрильи Сарауза и Плещенко во главе с Еременко. Твоим ребятам взлет через двадцать минут, докончите работу Р-зетов…

«Чатос» появились над северо-западным склоном Сан-та-Барбары в момент, когда Р-зеты капитана Алонсо ложились на обратный курс, а прикрывавшие их «москас» дрались с большой группой «фиатов», пытавшихся помешать республиканским бомбардировщикам. На неширокой горной дороге, где растянулось несколько колонн фашистов, происходило что-то невообразимое. Горящие повозки и автомашины… Трупы… Мечущиеся в панике мятежники…

Истребители, как вихрь, налетели на противника. Эскадрильи Сюсюкалова, Моркиляса, Дуарте и Комаса полосовали дорогу пулеметным огнем. Фашистам некуда было деться на белой целине. Они метались, пытались спрятаться за обледенелыми выступами горных склонов, скользили, срываясь в ущелье. А «чатос» делали заход за заходом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 знаменитых тиранов
100 знаменитых тиранов

Слово «тиран» возникло на заре истории и, как считают ученые, имеет лидийское или фригийское происхождение. В переводе оно означает «повелитель». По прошествии веков это понятие приобрело очень широкое звучание и в наши дни чаще всего используется в переносном значении и подразумевает правление, основанное на деспотизме, а тиранами именуют правителей, власть которых основана на произволе и насилии, а также жестоких, властных людей, мучителей.Среди героев этой книги много государственных и политических деятелей. О них рассказывается в разделах «Тираны-реформаторы» и «Тираны «просвещенные» и «великодушные»». Учитывая, что многие служители религии оказывали огромное влияние на мировую политику и политику отдельных государств, им посвящен самостоятельный раздел «Узурпаторы Божественного замысла». И, наконец, раздел «Провинциальные тираны» повествует об исторических личностях, масштабы деятельности которых были ограничены небольшими территориями, но которые погубили множество людей в силу неограниченности своей тиранической власти.

Валентина Валентиновна Мирошникова , Илья Яковлевич Вагман , Наталья Владимировна Вукина

Биографии и Мемуары / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное