Че Гевара

Дневной пожиратель, ночной возбудитель, астма стала скитающимся дьяволом в его груди, и он превратил ее в стимул делать добро. Этот идеалист, который выбирал других, напоминает паскалевское: «Все во всем». Врач, герильеро, писатель, поэт, командующий, посол, министр, отец семейства (немного), Че представляет собой много от всего, называемого человечностью. Его гуманизм такой же большой, как штанга в регби его отрочества, привел его к борьбе и смерти, чтобы попробовать восстановить равновесие между слишком богатыми и слишком бедными. С одним желанием: «Новое общество, где человек должен быть в центре общественной жизни, а не в подчинении у власти, которая создает законы». И одной уверенностью: «Терроризм — негативная форма, которая никоим образом не дает желаемого результата и может побудить народ действовать против самого революционного движения».

Как ответ Стриндбергу: «Одна правда является дерзкой», — слова, которые прирастают к Че как вторая кожа, три фразы его отца:

— Эрнесто был фанатиком правды. Это был его мираж. Насколько он был хладнокровен в бою, непреклонен во всем, что касалось Революции, настолько же были огромна его нежность и юмор наполнен хорошим настроением.

Че не анархистский бродяга, как иногда говорят, это странник души, который двигал вперед надежду, закованную в сердце, который обращал магнетический свой взгляд на жизнь других с обостренным желанием улучшить ее. Для этого у него хватило смелости выбрать бой. Когда он утверждает: «Любой настоящий человек должен почувствовать на своей щеке удар, который получила другая щека, это называется «разделить». Че разделил все, что прошло сквозь его пальцы, а также страдания других. Он апостол гуманизма, такого, каким нужно понимать его на заре третьего тысячелетия, ставя более чем когда-либо человека на службу человеку.

«Мечта без звезды — это забытая мечта», — говорит Элюар.

Мечта со звездой — это проснувшаяся мечта, можно бы ответить. Оставим глаза открытыми, Че их никогда не закроет…

История книги

Однажды в Париже зимней ночью, в полнолуние, когда я вышел купить хлеба на улицу Ансьен Комеди, в булочную, которая никогда не закрывается, я позволил себя увлечь «Скитальцу души на другом берегу Миссисипи» — имя, которое дают жителям ночи на бульваре Сен-Жермен, — в его собственную Луизиану на краю Долины Жажды.

Прибыв на угол улицы Каннет и улицы Принцессы, мой домушник, ловкий опустошитель карманов, показывает мне на высеченный на камне одного здания вечный знак, между церквями Сен-Жермен и Сен-Сюлпис, изображение того, кто был назван горячими сторонниками носителя креста «Христос герильеро» — Че Гевара.

Тут отшельник с сильным запахом стал проповедником полутеней. «Он вернется, — объявляет он затем со взглядом, полным счастья. — Даже в самые черные ночи есть всегда там, наверху, звезды, звезда настоящего пастыря, звезда Че».

Я вернулся в свою берлогу, съел хлеб и заснул, чтобы мечтать. И, конечно, Че вернулся…

Несколько лет спустя в Гаване в сентябре 1981-го.

Я оставляю моих собратьев, европейских журналистов, послоняться по Валадеро, его пляжам, проливу Дюпон де Немур, где развлекаются космонавты, пока их спутники загорают под тропическим солнцем. Я предпочитаю остаться с Альберто Кордой. Фотограф вечного снимка Че и первый муж Норни, герильеры, грандиозной личности, которая была моей спутницей на празднике в Париже, когда была манекенщицей у Диора. Корда всегда устраивается, чтобы оставаться сам себе хозяином. Не прочь выпить, как уважающий себя кубинец, он вовлекает меня, любителя выпить, в борьбу с самой страшной жаждой. Этот вид дрейфа служит лучшим рассказчикам. Я слушаю, как он рассказывает о своих терзаниях самоучки, когда был официальным фотографом Фиделя, которого сопровождал везде между 1959 и 1968 годами. И описывает в деталях рыбную ловлю в открытом море, которая соединила на время Фиделя и Че.

Живое взаимопонимание устанавливается между нами, журналистами. По выходе из одной улочки около старого порта в маленьком кафе, где ром пьянит головы моряков, Корда предлагает мне отправиться к Эрнесто Геваре, отцу… Мы едем вдоль Малькон, на берег моря, к кварталу Мирамар, там проживают персоналии Революции и их близкие. Недалеко от места, где в обществе рыбака Грегорио Фуэнтеса Хемингуэй пережил сцены, из которых он взял материал для своей книги.

Старик, как его нежно называл Эрнесто-младший, Че, сидел на террасе спокойно в кресле-качалке. Мохи-то рома с добавлением газированной воды и листьев мяты, на расстоянии вытянутой руки, которые у него очень выразительные, подвижные.

Обильная речь, колоритный образ, он мне говорил о своем сыне, как будто тот был жив. Или по крайней мере где-то рядом, почти осязаемый. Убеждая меня во время более чем четырехчасового разговора, на самом деле, почти монолога, что другие Че не замедлят появиться в Латинской Америке — подхватить факел Революции.