Чеченская марионетка, или Продажные твари

Он удивился, что ему в лицо тычет удостоверение майора ФСБ не мужик, а одна из длинноногих девок, блондинка. «Поэтому такой высокий голос, – машинально отметил про себя Головня, – баба меня арестовывает! Баба! Но я же не при исполнении, мне же долг вернули, я давал в долг, вот мне и вернули!» – пронеслось у него в голове. Слова пульсировали и мелькали, будто вертелась перед ним карусель, сумасшедшая карусель из пульсирующих слов. Потом осталось только одно: «долг», оно стучало в мозгу, во всем теле – «долг-долг-долг!» – и ритм все убыстрялся, сто двадцать ударов в минуту, сто тридцать, сто сорок.

Его запихнули на заднее сиденье черной «Волги», между двумя «курортниками» средних лет. Следом тронулась такая же «Волга», в которой увозили Руслана.

Никто не видел, как сидевший на лавочке во дворе, расположенном напротив входа в бар, молодой человек быстро встал и бросился вон со двора. Только старушка, сидевшая на той же лавочке и вязавшая носок, удивленно подняла брови над очками: сидел себе парнишка, покуривал, газетку почитывал, а тут вдруг вскочил как ошпаренный, помчался, даже газету свою оставил.

– Эй, молодой человек! – успела крикнуть она вслед, но он даже не оглянулся.

Молодому человеку было на вид лет тридцать, одет он был в потертые джинсы и темно-синюю футболку и внешность имел совершенно непримечательную: средний рост, среднее телосложение, русые волосы, серые глаза. Именно так должен выглядеть наружник, то есть никак не выглядеть.

За входом в «Каравеллу» агенту полковника Константинова было очень удобно наблюдать из этого тихого дворика, сквозь просвет между домами, затененный липами. Он видел, как входили в бар две веселые компании – сначала «качки» с девицами, потом двое отдыхающих средних лет с одной девицей. Потом вошел Головня, непосредственный объект наблюдения. Когда подъехали две черные «Волги», наружник удивился: неужели смежники? А всего через пять минут вывели Головню и хозяина бара. Наружник даже заметил, что объект как-то странно выглядит: весь мокрый, лицо буро-красное, а глаза – огромные, выпученные, почти выкатываются из орбит...

Бабушка, вязавшая носок, пожала плечами, отложила свое вязание и стала с любопытством просматривать газету, оставленную молодым человеком. А тот был уже далеко от тихого дворика. Он шел очень быстро, он спешил сообщить о случившемся полковнику Константинову по экстренной связи. Полковник должен узнать об этом именно от него, иначе – грош ему цена как наружнику.

Молодой человек иногда матерился про себя и сплевывал на ходу. Ругательства и плевки адресовались слишком уж расторопным «смежникам».

Когда в баре стало тихо, полная, застенчивая Кристина, пятнадцатилетняя дочь Руслана, погладила по головам рыдающих мать и старшую сестру, дала таблетку валидола старому испуганному дедушке и удалилась с радиотелефоном в комнатку за стойкой.

– Папу взяли, – тихо сказала она по-абхазски, набрав номер, – он дал деньги милиционеру, тощему, пучеглазому, сунул в меню, в конверте. Он просил передать: надо убить журналиста.

Это журналист навел. – И девочка захлопнула крышку телефона.

* * *

– Старший следователь Федеральной службы безопасности майор Краснов, – представился Головне приятный человек средних лет, – садитесь, Анатолий Леонидович. – Он указал на стул.

Головня послушно сел. Из-за усиливающейся лихорадки он видел все как в тумане, однако успел заметить, что его привезли в здание областного ФСБ.

– За что меня арестовали? – спросил он сквозь одышку.

– Вас пока только задержали, – уточнил Краснов, – вы подозреваетесь в пособничестве опасным преступникам, террористам, находящимся в розыске. Я вижу, вы себя плохо чувствуете. Сейчас вы ответите на несколько вопросов, затем вас отведут в камеру, там вас осмотрит врач.

– Я не могу отвечать на вопросы, – простонал Головня, – мне плохо. Вызовите врача прямо сейчас!

Болели одновременно голова и сердце. Такое с ним было впервые. Боль раздирала все тело, он задыхался. Посмотрев на него внимательно, следователь кивнул и спокойно произнес:

– Хорошо, Анатолий Леонидович, я вызову врача прямо сейчас. – Он поднял телефонную трубку.

Через несколько минут в кабинет вошел пожилой человек в белом халате. Приложив фонендоскоп к мокрой от пота груди Головни, он сказал несколько слов следователю, разобрать которые Головня уже не мог.

– Я умираю! – прохрипел он еле слышно. – Сделайте что-нибудь, я умираю!

Его била крупная дрожь. Ему и правда казалось, что он умирает. Бешеный панический стук сердца отдавался в ушах грохотом, голова раскалывалась от этого грохота.

– Что это? Сердечный приступ? Почему он так дрожит? – тревожно спросил следователь.

– Страшная тахикардия, сто пятьдесят в минуту, – сообщил врач, – честно говоря, я не совсем понимаю, но нужны срочные меры.

– Щитовидка! – произнес Головня из последних сил.

Он уже ничего не слышал. Грохот сердца сливался в монотонный оглушительный гул, будто у него в голове работал двигатель взлетающего самолета. А перед глазами стоял длинный сужающийся черный туннель – совершенно черный, без всякого света в конце.