Настроение после встречи раздвоилось. Весть о Зарембе едва не выбила из колеи, но одновременно с этим журналист мог навести на логово, где отлеживается раненый зверь. Как вовремя мелькнула мысль о журналах! Как точно определился главный редактор! Тьфу-тьфу-тьфу, но судьба пока продолжает оставаться благосклонной, соломку подбрасывает. Но все тоньше и тоньше ее слой. И пока Заремба дышит на этом свете, следует серьезно подумать об охране…
– Через пять минут пусть зайдут, – разрешил секретарше оставить в покое грудь и отступить в глубь территории.
Время оставил не из особой уж вредности, а чтобы убрали столик. Следовало дождаться и Вениамина Витальевича. Ведь наверняка выглядывает сейчас из туалета, отслеживая выход гостя. Потом приползет на коленях. Вновь клясться и божиться…
Приполз. Холодная вода, под которую опускал голову, не остудила: помощник одновременно и вытирался, и смахивал новый пот. На нем одном любая трикотажная фабрика, выпускающая носовые платки, может делать план. На худой конец, рекламный ролик.
– Я… мы… – начал лепетать с порога.
– Последний шанс, – не пустил его дальше в кабинет Павел Сергеевич.
Ведь знал железное правило, что дворняжек нельзя допускать в покои, а тем более к столу. Они должны ждать подаяний и благосклонности хозяев у порога. Нет же, расклеился, поверил в слова. В то, чего не увидел собственными глазами. Стареем и сентиментальничаем…
– Да, да. Лично…
– Лично уже было, – напомнил хозяин.
Вениамин Витальевич мог возразить, что в рассказе о гибели спецназовца он предусмотрительно не давал личных гарантий. Но что пиликать скрипке, когда бьют литавры – только струны рвать. Не услышится.
А если Дарвин прав и у человека все же существовал когда-то хвост, то последний гомо сапиенс, у кого он отвалился, имел полное сходство с Вениамином Витальевичем. И вообще, природа явно поспешила с цивилизацией: как удобно было бы ему сейчас сначала виновато повилять им, а затем прижать в подобострастии. И не нужно никаких слов.
Пришлось Вениамину Витальевичу взглядом доказывать, что хвост подразумевается. И выходить задом, больно задев бок острым краем дверной ручки.
Зато вольным, бесшабашным ветром задуло, силой и молодостью наполнило кабинет, когда вошли незнакомцы. Они не оглядывали интерьер, не оценивали дизайн – пресытились модерном. Улыбаясь, веря в себя и предлагаемое дело, подошли к столу. Огляделись, но только для того, чтобы поискать стулья. Павел Сергеевич, пока не зная цели визита, присесть не предложил, но они без претензий согласились решать вопросы стоя. Раскрыли папки, в которых оказалось несколько листков. Но вручать их хозяину кабинета не торопились, оставили у себя.
– Мы из движения «зеленых», – наконец-то соизволил представиться один из прибывших – в круглых очках с тонкой золотой оправой, с реденькой русой бородкой.
– Из Геленджика, – добавил второй.
На оценку его внешности Павел Сергеевич время тратить не стал: слишком значимый город назвал он. С какой целью с первой минуты разговора упомянут этот черноморский курорт? Только ли обозначить географию? Или ответ в листочках, продолжающих оставаться в чужих руках, унизанных перстнями? Может, мальчики еще и «голубые»?
Пока ничего не оставалось делать, как выказывать полное равнодушие. У него много других, более важных дел.
– Мы знаем, что от экспертного заключения вашего ведомства в большой степени зависит принятие решения на строительство там глубоководного порта, – роль осведомителя взял на себя очкарик.
На данный момент Павел Сергеевич остался доволен собой: интуиция не подвела в том, что дело коснется порта. Но чего желают «голубые-зеленые» конкретно?
Пришельцы же, судя по поведению, прекрасно учитывали психологию собеседника: не боясь вызвать раздражение, не торопились посвящать руководителя могущественного для строителей ведомства в свои планы. Видимо, листочки в руках держали значимые. Павел Сергеевич тоже не спешил раздражаться: при любом раскладе последнее слово за ним. Поэтому не то что не стал подтверждать слова бородатого козлика о своей значимости, а даже и не кивнул в ответ. По-чиновничьи мудро ждал продолжения беседы.
– Наше движение считает, что стройка загубит курорт. И мы должны сделать все, чтобы не допустить гибели одной из последних жемчужин Азово-Черноморского побережья.
«Вы, может, и должны, но лично я – никому ничего», – впервые откликнулся Павел Сергеевич, но рта не раскрыл. Дальше?
– Мы сделали выкладки, – выступил вперед друг очкарика, какой-нибудь технический помощник. Скорее всего, таким он и являлся в прямом и переносном смысле. – Из-за углубления дна нарушатся подводные потоки, сменяющие воду в бухте, и через полгода она зацветет. Пробитые с горах дороги сменят розу ветров, что для курорта вообще недопустимо. А подводные лодки с атомными реакторами под боком у горожан – это не гибель «Курска» где-то под Норвегией и не Чернобыль на Украине.
– Поэтому, понимая всю важность проблемы, мы приняли решение: все средства, отведенные на природоохранную деятельность, бросить сюда, на самый опасный участок. Это миллион долларов.