Чеченский бумеранг

«В Можайск», – определил направление, в котором ему следовало двигаться. Марина оставила самую значимую зацепку, по которой можно разыскать ее прежнее место службы – женская колония в этом подмосковном городке. Что-то еще записывал журналист, которого тоже следовало отыскать. Чтобы рассказать о гибели группы. Точнее, о причинах трагедии. Если, конечно, газетчик пожелает влезать в кровавую молотиловку. А откажется – то хотя бы сопоставить с ним сведения, по которым можно отыскать на земле следы остальных спецназовцев. Хотя Вениамин Витальевич и подбирал в группу, как ему казалось, бойцов без роду и племени, но люди ведь не живут на земле в одиночку. И рядом с его друзьями находились та же «Ваша светлость», «Ласточка». Которые наверняка любили, потому что не любить, не восхищаться его ребятами было нельзя. И теперь он, их командир, знает, почему поедет к ним – чтобы набраться злости. Чтобы не размокала душа. Мщение – один из семи смертных грехов, но еще большим грехом окажется, если живые предадут память павших. Забудут клятвы и обещания, произнесенные над их могилами. О дуэлях и галантностях девятнадцатого века хорошо рассуждать страусам, зарывшимся головой в песок от действительности.

Вышел на «Белорусской». Кажется, отсюда идут электрички до Можайска.

…Похоже, половина из вышедших из электрички намерилась ждать автобус в сторону колонии. Не успел Алексей в поиске машины поднять голову, как рядом вырос дедок в очках с крупными линзами, позволившими хозяину первому среди шоферской братии уловить желание клиента.

– В колонию? – безошибочно угадал старик. Наверняка принял возможного пассажира за несчастного мужа, у которого за какие-то прегрешения забрили в зону распрекрасную женушку. Ну и пусть думает, Заремба никому здесь ничего не должен. Только Марине. Но она в колонии не сидела. Она звала на помощь вертушки…

– Могу отвезти, быстро и недорого, – явно соврал старик, потому что отвел глаза.

– Давайте, – тем не менее согласился Алексей.

Быстро не получилось с самого начала: дедок долго устраивался на затертом сиденье в стареньком «москвиче». Потом посмотрел во все зеркала, оценил расположение стрелок на приборах, повертел на месте руль и только после этого включил передачу. «Москвич» скрипнул, но тронулся.

– Колония у нас образцово-показательная, – поскольку хвастаться машиной не посмел бы и барон Мюнхаузен, водителю пришлось заговорить о местной достопримечательности. А может, хотел сделать приятное клиенту: вот, благодаря хорошей работе и прекрасному поведению – в том числе и вашей жены – наша зона выбилась «в люди».

– А обслуживающий персонал где живет?

– А рядышком у них свое общежитие. Тут все рядышком, никуда ходить не надо. Преимущественный контингент – женщины, они тут в надзирателях ходят.

Сказал и тут же испугался, пожалел о грубом определении: вдруг пассажир едет как раз к воспитателям, а не к жене. Конечно, так оно и есть, потому что продуктовых сумок не видно. Не сообразил и не увидел, старый пень, несмотря на линзы и возраст. Ничего не оставалось делать, как пригнуться к затертой плетенке на рулевом колесе и замолчать от греха подальше. Дорога не дальняя, на коротких расстояниях много не заработаешь, а за дурные разговоры можно вообще налететь лишь на червонец. Таксиста за длинный язык бьют рублем…

Но Заремба не обидел старика. Тот после полусотенной, с которой не потребовалось искать сдачу, кланялся вслед долго, недоумевая, чем же расщедрил пассажира.

Перед кирпичным, вросшим в асфальт административным зданием колонии стоять в ожидании долго не пришлось. Алексей подался к первой вышедшей на улицу женщине в форме, но та картошкой откатилась от посетителя: на зону, судя по всему, и в самом деле приезжали только родственники осужденных и доставали просьбами каждого, кто имел касательство к пребыванию женщин за колючей проволокой. Но Заремба не отстал, и младший сержант выставила, подобно гипнотизеру, преградой ладонь – стойте и молчите, я вне службы в контакт с посторонними не вступаю. Но гипнозом она все же не владела, а сержантские металлические лычки авторитетом для Зарембы не стали. А главное, лично для себя ему ничего не требовалось, и он счел возможным не заметить жеста, способного остановить любого другого.

– Извините, вы знали Марину Милашевич?

Младший сержант всесильных для зоны внутренних войск при упоминании этого имени мгновенно превратился в испуганную женщину, принявшуюся оглядываться на штабное здание. Испугалась, что ее увидят с посетителем или что разговор идет о Марине?

– Вы… вы от нее?

– От нее. Мы могли бы поговорить где-нибудь в сторонке?

– Да-да, – согласилась женщина на «сторонку» и первой пошла к сосновому бору, где сквозь щербатые щели в деревьях виднелись низкорослые корпуса общежитий. Но не вытерпела дальнего расстояния, тревожно спросила: – А вы… знали ее?

– А вы знаете, куда она поехала? – в свою очередь поинтересовался Алексей, догадываясь, что Марина исчезла из воинской части без конкретных объяснений командованию.