Чеченский бумеранг

– А к вам у меня очень перспективное и, может быть, необычное предложение, – начал интриговать новый знакомый, колдуя над заказом – желал подвинуть ко мне поближе сразу все тарелки. Суетливый Веничка.

Но прежде, чем я должен был сделать заинтересованный вид, поинтересовался сам:

– А откуда у вас всплыла моя фамилия?

Вениамин Витальевич наверняка предполагал подобный вопрос и сделал все, чтобы мягкой улыбкой показать: пусть раскрытие этой тайны станет самым трудным в наших переговорах. И выложил на свободный полумесяц полированного столика журнал «Защитник Отечества». С материалом о Зарембе. Значит, дошел он до народа! Значит, не зря корячился. И еще никто не знает, что я напишу продолжение. Плевать на страхи за углом. Собственной тени бояться – в журналистику не ходить…

Произведенным эффектом Вениамин Витальевич остался доволен, но подарки из мешка доставать не перестал. На стол легло регистрационное удостоверение на журнал «Экология и наша безопасность».

– Актуально и перспективно, – сразу оценил я найденную информационную нишу.

– Мы предлагаем вам возглавить оба эти издания. Только сразу не отказывайтесь, – торопливо попросил Веничка, хотя я от неожиданности не произнес ни звука, не дернулся ни одним мускулом: попробуйте расшевелить застывших истуканов с острова Пасхи. А потный колобок усиливал натиск: – Как вы смотрите на то, чтобы снять погоны?

Погоны привели в чувство быстрее. Как это – снять? Да они при мне, а я при них более двадцати лет!

Однако последующий расклад, затронувший финансовую сторону, смягчил мое неприятие: цифра месячного оклада значительно превышала все, что я нарабатывал в доблестных вооруженных силах за год.

Вот тут задумаешься и вспомнишь, что кроме двадцатника в погонах я ровно столько же и в журналистике. Профессия хоть и сволочная, в большинстве своем проституточная, нагло покупаемая и льстиво продающаяся, как это происходило в данный момент и со мной, но военная пресса в силу своей закрытости помогла нам избежать разврата легкими деньгами. Так что при желании я мог достаточно легко убедить себя в том, что мое согласие – именно журналистский зуд на добычу информацию. А что ради нее придется расстаться с армией, это не так страшно. Рано или поздно подобное обязательно произойдет, а тут даже если месяц продержусь, то потом целый год могу спокойно искать местечко.

Но как и подобает при подобных торгах, пожеманничал, одновременно проверяя истинность намерений:

– А можно ответить завтра? Сами понимаете, – я глянул на свои плечи, где подразумевались погоны.

После светлых демократических времен, когда не пнуть армию даже на уровне государственной политики считалось дурным тоном, большинство строевых офицеров надевало форму только на совещания, а уж мы, журналисты, и вовсе перестали ее получать.

– Конечно, конечно, – согласился с отсрочкой толстяк. Но инициативу из рук не выпустил: – Я вам позвоню завтра после программы «Время».

Без разницы – «до» или «после». Решение, собственно, уже принято.

Чтобы не выходить вместе с Веничкой, сделал вид, будто узнал кого-то за столиками. Даже помахал рукой, благо улыбаться и кивать в баре Домжура можно всякому: посторонних нет, все из одной газетной тусовки.

Глава 7 Ваша светлость

Мне же не терпелось вернуться в общежитие к Зарембе. Если удастся закрепиться в журналах, перетяну туда и его. Хватит ему мотаться по войнам, пора приставать к мирному берегу. Ясно, что сразу не согласится, да я и сам еще без прав и обязанностей. Может, тогда чуть повременить? Для Зарембы дороже данное Туманову обещание…

Замер у входа в метро. До конца рабочего дня оставалось еще полтора часа, и можно было истратить их на поиск судьи, некогда разводившей пограничника. Тогда с каким-то результатом и к комбригу не стыдно являться.

Купленный в киоске справочник тут же дал мне тридцать четыре телефона тридцати двух районных судов Москвы. Где-то на седьмом или восьмом звонке я научился жалобно скулить, надо мной сжалились – или попросту поторопились избавиться, и выдали жутко засекреченный телефон архивной службы. А оттолкнувшись от фамилии и приблизительной даты развода, проложил себе дальнейшую трассу не хуже московской кольцевой – с нужными светофорами, переходами, четкой разграничительной полосой. И за пятнадцать минут до блаженных, обожаемых чиновниками восемнадцати часов я стоял перед нужной дверью судьи С. С. Крохалевой.

«Крошка моя, я по тебе скучаю», – пропел для придания себе басшабашной храбрости, так как в гражданские кабинеты стучаться приходилось крайне редко и поведение их хозяев всегда оказывалось непредсказуемым, не вписываясь в рамки четкой армейской субординации.

– Разрешите?

Голову от бумаг подняла светловолосая, приятная дама с мягкими чертами лица. Немудрено, что Туманову на язык легло именно «Ваша светлость». Оставалось лишь удивляться, как бесконечные разборы человеческих трагедий, подлости и унижений не оставили на ней своих отметин. Или они там, в душе, на сердце?

– Здравствуйте, ваша светлость.