Читаем Чеченский детектив. Ментовская правда о кавказской войне полностью

— С Богом! — что-то светлое и теплое опахнуло душу, — Костя тоже осенил себя крестным знамением.

* * *

ПВД 9:0

После завтрака опера потянулись на планерку. Жо-ганюк, как и обещал, с ходу принялся за расклад своих соображений. Слюняева не было, ввиду участия в совещании по взаимодействию с войсками у коменданта, поэтому Николай Иванович, очевидно, с высшего благословления, разливался соловьем. Обозначенное красивым словом диспозиция, на деле явилось обычным изложением хода следственного действия, в учебниках по криминалистике, именуемое проверка показаний на месте преступления. Опера, с кислыми минами, слушали эту ахинею, а сидящий в дальнем углу Липатов, под конец даже всхрапнул. Гапасько тычком в бок привел его в чувство и тот прикрыл свою оплошность интеллигентским покашливанием.

— Кстати, где Катаев? — вопрошающе оглядел собравшихся Жоганюк.

Первым среагировал Бескудников:

— В ОМОНе, на перевязке…

— Ах, да… Он заходил вчера, — пробормотал полковник себе под нос и углубился в бумаги. Опасность миновала.

Прошло ещё минут десять ненужного словоизвержения и Жоганюк распустил личный состав. Время «Ч» назначили на 11:30.

Рябинин и Долгов, пользуясь тем, что нижний рабочий кабинет свободен, выдернули Бекхана — ему нельзя было давать расслабляться, да и лишняя возможность прогнать его ещё раз по всем обстоятельствам не помешала бы. Кутузов, прицепив к себе ординарцами Липатова и Гапасько, отправился в прокуратуру к Магомеду для объявления о готовности оперсостава. Оставшиеся втроем, Бескудников, Кочур и Поливанов, стоя на пандусе возле входа в жилой корпус, поплевывая и покуривая, наблюдали за сценой, собирающихся на «зачистку» комендачей и мобовцев. Бес, по своей привычке, комментировал действия мельтешащих солдат и офицеров.

— Флаг! Флаг забыли! — проорал он офицеру штаба Калугину, которого тихо ненавидел весь уголовный розыск за постоянные попытки отжать видеомагнитофон.

Тот, необычайно серьезный, старался держаться около Сереги Нестерова, в чьи обязанности входило хроникально-документальное видеосопровождение мероприятия. Калугин, увешанный ножами, гранатами и ракетницами, стоял на широкораставленных ногах и, по-казачьи топорща усы, таращился то на «Урал», то на БРДМ. Услышав окрик Беса, он сердито зыркнул:

— Какой нах… флаг?! Пьяный, бл… ь?!

Бескудников, нисколько не смутившись, сохраняя серьезное выражение лица, ответил:

— Жопяной! Я это, по-твоему, шучу что ли?! Иди к подполковнику Слюняеву, куратору из Мобильника, он у Жоганюка! У каждого подразделения должен быть флаг, скажи Серёга! — крикнул он Нестерову, копошащемуся в своей камере.

Тот, не слыша и не слушая, кивнул, чтоб отстали.

— Вот! — торжествующе заблажил Бес, — не веришь, бля! У нас Гапасько давно уже на машину крепит… Эх, ты! Штабной! — и театральным жестом махнув рукой, демонстративно отвернулся.

Туповатый Калугин, потоптавшись на месте (рядом с ним в «Урал» грузились только офицеры МОБа, относившиеся к нему с такой же симпатией, что и опера), ещё раз недоверчиво посмотрел на, выражающую презрение, спину Беса, нерешительно пошел в сторону комендатуры.

Гадливо улыбаясь, Бес сказал Кочуру и Поливанову:

— Сейчас Слюняй ему даст… Барабан на шею.

* * *

Блокпост 9:00

— Здорово, парни! — сто десять килограммов живого веса и «пятнашка» снаряжения практически бесшумно соскочила с борта БТРа на землю.

Саша, широко улыбаясь, поздоровался с двумя омоновцами, дежурившими на первой линии блокпоста.

— Мы тут пошалим у вас? — обратился он к старшему по возрасту. Броневик, рокоча двигателем, выворачивал на исходный рубеж, как в случае задержания Саламбека и Турпала. Бойцы, спрыгнув, кучковались за блокпостом. Костя выбрался из десантного отсека и подошел к омоновцам и офицеру «Визиря».

— Сильно? — также улыбчиво поинтересовался омоновец, — если с шумом и стрельбой, то лучше к командиру сходите.

Саша обернулся на опера:

— Шуметь будем?

Костя пожал плечами:

— От нас особо не зависит…

— Ты тогда сходи, курсани начальство, а я пока бойцов на месте сориентирую…

Костя, сопровождаемый одним из омоновцев, ушел в отдельно стоящее жилое здание, типа «прорабки», обложенное ящиками с песком, Саша же, свистом собрав вокруг себя подчиненных, тихим голосом объяснял задачу, расстановку и прочие нюансы.

Машин на трассе пока не было, утро выдалось не туманным и не влажным, поднимающееся солнце обещало угарный день. Командир отряда, занимавшего блокпост, ещё спал. Его заместитель, вышедший проверить несение службы, оказался бывшим курсантом вологодской школы милиции. Поэтому, узнав из какого подразделения (с географической точки зрения) Катаев, какой спецназ будет работать и, что предстоит провернуть, он, компанейски бросив «без базара», пригласил на чай-пиво-водку. Из опасения пропустить первые утренние машины, Костя был вынужден отказаться, уйдя к грозненскому рубежу блока.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее