Читаем Чеченский детектив. Ментовская правда о кавказской войне полностью

— А чего это за таблички у вас на машинах? — Белобровкин показал на два оперских УАЗика, подготовленных к выезду.

Как обычно, на лобовых стеклах белели надписи «Грозсвязь» и «Грозэнерго».

— Оперативная смекалка, — отреагировал Бес, — вот у вас все тачки завешаны бронниками… колесо какое-то непонятное сбоку — сразу ясно или менты или вояки.

A y нас, почти гражданские, пока «духи» разбираются… мы уже тю-тю…

— Мы вот так вот по две машины и не гоняем, сегодня исключение… отчеты горят, — пыхнул сигаретой калужанин, — обычно, колоннами, а там пожирней «колеса» есть, плюс «прикрышка»… А вообще идея прикольная, сейчас тоже себе залепим.

— За авторские права занести не забудьте, — потряс Бес указательным пальцем, — а то есть тут некоторые…

— На обратном пути, — засмеялся Белобровкин и, подчинившись энергичным призывам, рассевшихся по местам штабистов, торопливо пожал всем операм руки, — Ну, пока…

* * *

Блокпост 10:30

Саша так и не покинул Катаева и они вдвоем продолжали вести наблюдение. Воздух, до тридцатиградусной жары, ещё не прогрелся, однако все равно, пот, проступив по всему телу, изредка стартовал коротенькими ручейками.

Для Кости ношение сферы было делом непривычным и страдал он, большей частью, из-за этого. Приходилось периодически прислонять голову к бетону, чтобы шея хоть немного отдыхала. Саша, сосредоточенно глядя на дорогу, умудрялся травить короткие армейские байки, перемежая их с запросами обстановки у бойцов засады и подхода Андрея — Алексея из Моздока. Костя, в свою очередь, ещё раз более подробно пересказал причины перекрытия только одного блокпоста, коротко обрисовав ситуацию — «свои среди чужих, чужие среди своих». Изложил предполагаемую героическую биографию Тимура — Родиона, которого предстояло задерживать.

— Куда везём? — выслушав до конца, задал Саша вопрос. Глаза его нехорошо потемнели, — в «официалку»?

— Решение, как я тебе ещё вчера говорил пока не принято… — через силу ответил Костя.

Разговаривать со спецназом, у которого есть только черное и белое, на эту тему было сложно. Конечно, Саша прекрасно понимал, что захваченного «духа» придется информационно выпотрошить, но вот дальше у оперов решения не было. А у Саши было.

— Ну-ну…

На дороге, сквозь пыль, проступили очертания «девятки». Тонировка не позволяла разглядеть находящихся в салоне.

— Выход! — Саша катнул маску из-под сферы ровно до носогубной складки, став «Зорро» Костя раскатал полностью.

«Девятка», пройдя первый этап «змейки», остановилась. Из-за руля выскочил невысокий, плотный чеченец лет сорока, мельтеша документами. Костя принял левой рукой паспорт и пластиковые карточки, заглядывая водителю за спину, спросил:

— Следуете один?

— Нэт-нэт… С жэной… — он услужливо повел рукой к машине. Костя подошел к открытой дверце и заглянул в салон. Нагибаясь, он заметил за обочиной, торчком вставшие сквозь сорняки и кусты, маковки сфер. Саша стоял наискось, за опером, свесив автомат, в полуленивой позе. Однако, Костя знал цену этой лже-вальяжности. В салоне сидела пожилая женщина, испуганно хлопая глазами. Открыв вторую пассажирскую дверь, Костя больше никого не увидел.

— Багажник открыть? — хозяин был не новичок.

— Если возможно… — вежливо кивнул Костя.

Чеченец заслужил такого отношения. Багажник был пуст, лишь в углу ютилась котомка с гаечными ключами.

Вернув водителю документы, Костя и Саша ушли с дороги за плиту, освобождая проезд. Грибы касок, незаметно утонув, скрылись в зарослях. На посту опер и спецназовец вновь вперились в дорогу.

— Как вы в этих гирях ходите? — утирая влагу с висков, спросил Костя.

— У нас один деятель из контрактников умудрился, не снимая сферы, телку трахнуть, когда с учений на базу возвращались, — хохотнул Саша, — заволок в «бэху» и вперед… А ты всего пару часов таскаешь…

— Телку… — Костя аж прижмурился, — я бы трех в таких сомбреро изловчился… Третий месяц уже…

— Третий это не страшно, — скалил зубы Саша, — я, вот, через полгода приезжаю и как карбюратор мопедный…

— В смысле? — не понял Костя.

— Два такта и впрыск! — уже в голос заржал «Визирь».

Проемеявшись, Саша вгляделся вдаль:

— Вроде нет никого… Давай-ка освежимся…

Они поставили сферы на землю. Косте показалось, что за ушами воздушные шарики поднимают его голову. Саша, за несколько секунд, обернулся до БТРа и обратно, притащив две полтарашки» прохладной минералки. Костя, сделав несколько жадных глотков, по примеру спецназовца, вылил на голову с поллитра. Мурашками пробежали пузырьки по макушке, шее, ключицам, скользнув за шиворот.

— Всю не выливай, оставь, — Саша закрутил пробку и бросил бутылку в ноги, — сейчас башка просохнет за пару минут, пока тихо, маски напялим и дальше ждем…

Утерев, обритую наголо голову носовым платком, Костя натянул скатанную маску, стало гораздо комфортней.

— Пора… — Саша поднял с земли средство индивидуальной защиты. Вдали пылилось облачко приближающейся машины, — едет кто-то…

* * *

ПВД 11:00

— Ну что надо собираться потихоньку, — сказал Ряби-нин, когда за калужанами захлопнулись ворота, — а вон и Лаврик чешет.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее