Читаем Чеченский детектив. Ментовская правда о кавказской войне полностью

— Ну вот, теперь для музыкального фона можно и оставить, — Андрей встал с корточек и пересел за стол. На экране, счастливо улыбаясь, семафорил руками Якубович. Перекрывая шум двигаемой посуды, из динамика лилась речь о здоровье молодых, будущих детях, родителях и прочую соответствующую случаю пургу. Катаев, взяв со стола кружку с водкой, всем корпусом развернулся к телевизору. Заметив его интерес, Саша ухмыльнувшись сказал:

— Мы тебе маякнём, когда интересное будет… Покато жрать, пить будут, да в дёсны хлопаться. Давай…

Кружки, сдвинувшись, глухо звякнули. В палатке, несмотря на алкогольные выхлопы, заметно посвежело. Наступавший вечер всё гуще затемнял картину за окошком.

— Пока не нажрались, давайте бабки подобьём, — улыбнулся Щепёткин, при его габаритах для «нажраться» необходимо ведро.

— Лёха, ты завтра с первым отделением, тусанёшь пацанов, — кивок на Рябинина, — на блок, ну на тот, перед отвороткой на Комсомольское, так?

Лёха с Сергеем переглянулись, Серёга поднял в знак согласия руку.

— Ждёте там жертву часов до 8.00-8.30. При удачном раскладе вяжете и к нам, так?

Рябинин, с улыбкой, поднял обе руки.

— Ты, Лёх, скинешь «духов» Андрею… Меня не будет, я сутра в штаб уйду… Потом ты в Джалку уезжаешь, так?

— Так, у меня РПМ до конца дня…

— Сань, если нам их попытать надо будет, — перебил его Рябинин, — местечко найдётся?

— У нас здесь «пытошная» есть своя… Не переживай.

— Нам же ещё к себе заскочить надо будет, отсветиться…

— A-а, да… Лёха, закинешь пацанов домой, а потом в Джалку… Вроде всё?

Круг-вопрос обошёл сидящих за столом. По палатке гуляла Орбакайте: «Крепче обнимай-май-май-май…».

Щепёткин, повернулся к телевизору всем корпусом:

— Вот сейчас рожи знакомые будут. После Кристины…

Разогревшаяся публика, в основном дети лет двенадцати-тринадцати, танцевала перед сценой. До Орбакайте, Костя, краем глаза видел «Отпетых мошенников» и «Блестящих». Заканчивая песню, певица, сошла со сцены, галантно подхваченная под локоток, коренастым субъектом, который повёл её к столам.

Музыка доигрывала, а Орбакайте впаривала молодожёнам про какое-то счастье. Вокруг неё, хлопая в ладоши, вертелись танцующие девочки, видимо дети почетных гостей, а, немного отойдя в сторону, сопровождавший её бычок посматривал в угол.

— Вот видишь его, — Лёха пихнул Костя, — его мы спрашивали, что за свадьба, кто невеста…

— Знакомый?

Улыбки, какие-то нехорошие, разошлись по лицам всех трёх «визирей».

— Ага, — Это он с другом каким-то, в том домишке засел… К связнику в гости зашли, а там мы «совершенно случайно» мимо проезжали. Они — в дом, мы — сдавайтесь, они — нет, мы — ну на нет и суда нет… Там они и остались, насовсем.

— А кассета?

— Кассет там много было, да поплавились все. Эта отдельно лежала.

Следующих на сцену Якубович пригласил Варум и Агутина. Действительно, концерт по заявкам.

Курильщики опять потянулись на улицу. Алексей неторопливыми движениями убирал со стола лишнюю посуду, освобождая место для чайной церемонии.

— Долгий концерт-то? — зевнув и, поёжившись, кивнул на моноблок Костя.

— Час-полтора ещё… Там, базары всякие, конкурсы, торги… Ничего нового, кроме лезгинки и понтов миллионных… Пойдём умоемся холодянкой, а то чего-то прибило. Смотрю и тебя тоже…

Катаева действительно клонило в сон, да и вставать завтра в пять утра. Когда Костя с Лёхой вернулись, курящие всё ещё сидели на скамейке перед входом.

— Сань, мы, наверное, с Костяном баиньки. Вы долго ещё? — задержался Лёха, придержав полог рукой.

— Мы посидим ещё… Ночь послушаем… Торопиться некуда… Рябина старый, ему много спать вредно… — легонько похлопал Сергея по плечу Щепёткин.

— Старый конь борозды не испортит, — проворчал тот.

Где-то вдали, еле слышно, стрекотнула очередь.

— Яволь… — Лёха задвинул полог палатки за собой.

Внутри он указал Катаеву на одну из коек у входа:

— Костян, сюда падай… Я сейчас… Переноску вниз стащу…

Костя подтянул к своему новому лежбищу автомат, броник и, присев, сковырнул кроссовки. На экране бесновался великолепный и довольный жизнью Филипп Бедросович. Алкогольное опьянение, освежившись на воздухе зачугунило голову. Стянув куртку, Костя, с кайфом мазохиста, растянулся на кровати. Лёха, подложив под спину подушечный куль, полулёжа таращился в телевизор.

— Сотый раз смотрю, а всё равно интересно… У меня, блядь, жена с ребёнком в общажной клетухе тусит, которую я за свои деньги снимаю… А тут…

— А служебное жильё?

— Где? В казарме, от солдат отгородившись? — глядя на опера, Лёха махнул рукой, — а в перерывах между командировками я вот в таких кабаках халтурю… Может этому вот, «жмуру», двери открывал… Проходите пожалуйста… Херня какая…

— Боевые вам нормально закрывают? — решил затронуть, краеугольную тему всех разговоров в радиусе 100 километров, Костя.

— Хрен знает… Вначале стопроцентно, потом на двадцать дней… В эту, вроде десять дней, не больше… Как будто остальное время мы на солнышке клубни парим. «Росичи» говорили, мол, если грамотно к финику подъехать, то можно побольше закрыть…

— Это как?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее