Читаем Чеченский детектив. Ментовская правда о кавказской войне полностью

Приехавшая экспедиция распалась на части. Организационные вопросы по докладу, оформлению результатов и сеанс связи с Вологдой, естественно, взял на себя Кутузов, Долгов и Окунев сдавали Турпала в камеру, Бес ушел за пивом, а Костя разыскал в курилке Рябинина. По его тревожно-заторможенному взгляду Костя понял, что-то произошло.

— Серый, что случилось? — понимая, что рассказ о поездке вроде бы не к месту, спросил он.

— Финик на «Точке» подорвался.

— «Двухсотый»?

— Пока нет, но к этому идёт. На «эфке»…

Первый погибший в отряде. Это всегда вышибает почву из-под ног, заставляет по-иному смотреть на всё, даже на совершённые поступки. Оставшаяся с детства, подсознательная уверенность, что с тобой этого точно никогда не произойдёт даёт очередную трещину.

— А на хер он туда попёрся?

— Команда пришла усилить посты, вот и усилили… А Карнаухов сам вызвался… У вас как?

— Нормально… Лаврик с ума посходил немного, а так откопали всё. Кутузов в кабинете рулит с оформлением и отчётами…

— А мы дрыхли до обеда, потом беготня началась, ну после взрыва… Выползли на улицу, тут и проснулись… Бл…

— В госпитале кто? Комендачи?

— Нет, Куренной с Луком… Вроде до сих пор там. Думаю, до упора будут…

— А пацаны где? — до сих пор Костя не видел ни одного опера.

— В столовую ушли чего-нибудь пожрать.

— Может в кубарь пойдём, я хоть переоденусь… Да и Бес с Долгом должны уже подтянуться.

— Ты, Кость иди, я покурю ещё… С бодуна что-то надышаться не могу…

— Затягивайся глубже — надышишься, — уходя, мрачно посоветовал Костя.

— Прокуратура санкции на арест Увалатова и Бадалаева не даёт! Даже на десять суток!

С этих слов Жоганюк начал утреннюю планёрку. Стоя над столом, за которым собрались оперативники, он похлопывал по полированной поверхности тонкой папкой собранного материала.

— А в чём проблема-то? — первым не выдержал Рябинин, — оружия вагон, признанка… Да ещё наркота…

— Наркоту можете себе оставить… Веса не хватило, — строго озирая подчинённых, сообщил полковник.

«Всё понятно… — подумал Костя, — наркоэкспертизу делали в местном РОВД… Я ж лично досыпал, там двойной тариф должен быть. Хорошо, что по тротилу в Мобильнике экспертизу делали, а то мылом бы признали».

— А что касается оружия, то там добровольная выдача, от ответственности освобождает, — продолжил Николай Иванович, — не хуже меня знаете. Поэтому завтра, в крайнем случае, послезавтра они уйдут на свободу…

Повисла гнетущая пауза, прерываемая лишь разговором постовых на «змейке».

— Товарищ полковник, — нарушил тишину Рябинин, — если «чехи» стопроцентно выходят на свободу, разрешите попробовать обменять их на пленных. В крайней командировке у нас получались такие варианты. Всё равно отпускать…

Все без исключения посмотрели на Жоганюка. Даже Миша Кутузов, последние десять минут изображавший сосредоточенную писанину в блокноте, поднял голову. Полковник хмыкнул и, повернув голову на вполовину заложенный квадрат окна, забарабанил по столешнице желтыми прокуренными пальцами. Прошло почти полминуты, прежде чем он принял соломоново решение.

— Законом подобного рода мероприятия не прописаны…

Рябинин невесело переглянулся с покривившимся Катаевым.

— … но если у кого-то появляется оперативная информация о местонахождении незаконно удерживаемых военнослужащих, запретить её реализацию я не могу. У вас, Рябинин, есть такая информация?

— В некотором роде… — криво улыбаясь, ответил Сергей.

Схема проста и стандартна. Хотите меняйте, но в случае проблем на мою поддержку не рассчитывайте.

— Докладывайте её, вон Михаилу Анатольевичу и решайте как реализовывать. Судя по первым результатам, вы сработались… — ненавязчиво подсунул Николай Иванович, руководящую составляющую, а вдруг срастётся…

Костя ближе всех сидящих к Кутузову не разглядел на его лице желания влезать в сомнительные махинации. Ещё минут пять пообсуждав работа вопросы и, напомнив состав опергруппы на сегодня, Жоганюк распустил личный состав. Когда все начали двигать стульями, он бросил классическое: «А вас, Михаил Анатольевич, я попрошу остаться…».

— Хера лысого они получат! — взорвался Рябинин, когда опера вышли на улицы, — как кому подставлять так мы! А как палки шинковать так они! Задолбали!

— Зачем ты вообще с этой темой вылез, один хрен времени нету… — нервно махнул рукой Катаев.

Они, отстав от всех, неторопливо или к жилому корпусу. Настроение явно не соответствовало теплу и солнцу первых майских дней.

Внезапно Сергей остановился.

— Хрен с ними! Надо попробовать, вдруг успеем, — лихорадочно что-то соображая, пробормотал он, — не знаешь, родня их какая-нибудь прибегала?

— Наверняка. Но скорей всего в прокуратуру. — Костя ждал чем разродится Рябинин.

— Надо срочно ехать в Гудермес. К Сулейману, сколько дней у нас есть?

— Сегодня-завтра, ну можно до послезавтра протянуть. Я уведомление прокурору не посылал, плюс комендантский час, обоснованный перенос времени освобождения, — быстро просчитав все варианты, ответил Костя.

— Поехали! — принял решение Рябинин, — прямо сейчас. Слетаем одной машиной туда-обратно… Если всё ровно, то Сулейман к вечеру уже до родственников доберётся…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее