Читаем Чеченский детектив. Ментовская правда о кавказской войне полностью

Теперь уже ясно давали понять — гоните левак, работайте на бумагу. Хорошо хоть по рынку ползать не надо, заниматься административной практикой.

Ещё минут десять проверяющий поупражнялся в красноречии. Вспомнил какие-то случаи из его практики, как они готовились к атаке боевиков, но та так и не состоялась; как по его личной информации поднимались серии терактов, но следствие всё «просирало»; как у него чётко поставлено взаимодействие с ГРУ и ФСБ, но примеров почему-то не привёл.

Заканчивая своё словоблудие, он хлопнул ладонью по стопке бумаг, пояснив, что этот блок информации сегодня официально передан полковнику Жоганюку (тот преданно кивнул) и с завтрашнего дня отдел КМ Фрунзенского ЦС займётся её отработкой. Второй офицер, добавил, неожиданно тонким голосом, что он назначен куратором во Фрунзенский Центр по линии похищений людей и будет периодически наезжать для проверки.

Сидящий дальше всех от стола Бескудников, шёпотом, но все услышали, на ухо принялся рассказывать Поливанову как он дома, в УВД писал справки о проделанной работе, не выходя из кабинета, часто с пивом.

— Бескудников!!! — рявкнул Куликов. — Ты высказаться хочешь!!?

— Никак нет, товарищ полковник! Виноват, товарищ полковник! Извините, товарищ полковник! — вскочив со стула, стрункой вытянулся Бес.

— Сядь! И заткнись! Шут гороховый! — рыкнул полковник.

Бескудников, с видом оскорблённой добродетели, опустился на место. Промолчавший всё совещание Куликов, кроме «стоп-крана» в адрес Беса, больше ничего не проронил. Только, когда Жоганюк объявил об окончании и опера повернулись на выход, он негромко попросил:

— Рябинин, Катаев! Дождитесь меня на улице…

Отделившись от опермассы, направившейся в кубрик, Рябинин и Катаев, притормозили, подойдя к постовым, дежурившим на КПП. Болтая с ними на разные темы, опера поглядывали на выход, чтобы не прозевать полковника Куликова. Ждать пришлось достаточно долго, мимо них уже прошли Гапасько с Липатовым на переговорник, Кутузов, хмурый и сосредоточенный ушел к себе, Долгов, не дождавшись Катаева, отправился в спортзал в одиночестве. Наконец, сопровождаемый обоими кураторами, в дверях показался Куликов.

С ними, что ли, разговаривать, подумалось и Косте и Сергею, но их опасения не оправдались.

— Так, вашей «коробочки» ещё нету, — прощаясь за руку, сказал Куликов «борову».

— Он на подходе, мы по рации запрашивались, — подполковник, экипированный по последнему писку спецназовской моды, прилаживал чёрный берет на голову. Второй офицер был ему под стать, только без наколенников. А так и разгрузка «буря в пустыне», и бронник в мелкий квадрат, и мягкие берцы стильно сочетались с АПСами на боку и АКСУ-хами на плече. По-крайней мере, расхристанные вологодские оперативники, могли похвастать лишь возрастом до тридцати, и то не все, да менее запущенными фигурами. Но элегантносуровый внешний вид «псов войны» всё равно был вне конкуренции.

— «Железа» только не хватает, — шепнул Рябинин, его обуревали те же чувства, что и Костю, — для другой публики берегут, наверное…

— А может нету? — усмехнулся Катаев.

— Хорош… Нету… У таких-то, да после одиннадцати ходок… — Рябинин зло скривил рот, — у нас в Афгане, такие, бл, красавчики со звёздами Героев уезжали, поверь мне, и сейчас ни хера не изменилось.

Меж тем, пожав руки «мобильникам», Куликов направился к операм, а капитан с подполковником вышли за ворота.

— Прогуляемся, — предложил Куликов, указав направление в сторону задних дворов.

Неторопливо пройдя несколько шагов, Куликов начал:

— Я задам один конкретный вопрос и хочу услышать конкретный ответ… Вы сможете поднять убийства Крылова и Таричева? Да или нет?

— Олег Саныч, это дело, скорей всего, времени и возможностей, — Серёга немного стушевался, — но ни того, ни другого у нас нет…

— Зато понтов у вас выше крыши, — оборвал его Куликов, — «распальцовка», «базар — вокзал» и «бычка»… Хорошо… — поддав ногой, попавший на пути камешек, продолжил он, — что вам надо для работы? ОМОН? СОБР? «Коробочки»? Ещё оперов?

— Нам надо не мешать, — собравшись с духом, сказал Костя.

Куликов даже остановился, чтобы посмотреть на оперативника повнимательней.

— Количество не всегда влияет на качество, — сбиваясь от волнения, погружался Костя в прорубь инициативы, — даже за столь короткий срок можно получать информацию, но очень часто источники требуют оплаты несоизмеримой с деньгами, выделяемыми на оперрасходы…

— Больше всё равно нельзя, — возобновил прогулку полковник, — химичьте, крадите… Не мне же вас учить… А что касается конкретной информации, — он на секунду замолчал, — за информацию о тех, кто наших завалил, можете обещать любую машину УАЗ, два… Хоть «Урал» из нашего автопарка, не жалейте… На боевые, если что спишем…

— А гражданской машины, товарищ полковник, нельзя прислать для розыска? — попросил Сергей, — на «козлах» да на «буханках» многого не высмотришь…

— Я у вас какую-то «пятёрку» красную видел, — вытянул в сторону автопарковок руку, Куликов, — где-то между «водовозкой» и «Уралом» стояла…

— По делу изъятая, — подтвердил Рябинин.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее