Читаем Чеченский детектив. Ментовская правда о кавказской войне полностью

— А-а-а… — хитро улыбаясь, протянул полковник, — и выдавать надо месяца через два, да?

— Ну как-то так…

Некоторое время все трое шагали в молчании.

— Да ещё вот что, — обратился к Рябинину Куликов, — ты опять игры с пленными начал?

— По возможности, Олег Саныч… — было заметно, что Серёга напрягся, — а что, кому-то мешает?

— Мне нет, — быстро ответил Куликов, — а вот кое-кому твое рвение непонятно в этой, э-э, непрофильной, для уголовного розыска, тематике…

— Так ведь жалко пацанов-то, Олег Саныч, — как мимо такого пройти? А скидывать «смежникам» душа не позволяет…

— Вот им-то и непонятно всё это… Делают удивленные глаза и спрашивают, а чего это угрозыск куда ему не следует лезет. Ведь ему это в показатели не идёт…

— А я жизни человеческие показателями не измеряю, — потемнев лицом, резко перебил его Рябинин.

— Ты, голос-то, не повышай, — тоже не елейным тоном посоветовал Куликов, — в этих вопросах ты по грани ходишь… Это пока, у тебя всё получалось. Стоит один раз ошибиться, ни я, ни генерал тебя не вытащит. Да ещё, вон, — он кивнул на Костю, — «золотую молодежь» за собой утянешь.

— Мы добровольно, товарищ полковник, — Костя в силу возраста, не совсем понимал его намёков на проблемы, ведь хорошее дело — пленных доставать и почему это кому-то не нравится, — общим решением.

Куликов слегка поморщился и жестом осадил Катаева. Они, дойдя до конца территории, просто стояли на месте.

— Я все понял… — Рябинин в упор посмотрел на Куликова, — эти двое из ларца, поэтому нас всякой хернёй решили загрузить? Да ещё и по линии похищений покурировать?

— Заметь, я тебе этого не говорил… — с нажимом произнёс Куликов и развернулся на каблуках, — ну, идём обратно…

— Я здесь пробуду ещё несколько дней, — зачем-то посмотрел на часы, полковник, — обращайтесь по любым вопросам… С сегодняшнего дня я распорядился чтобы на вызова ездил «Урал», пока, правда, самодельноукреплённый, и в опергруппе будет только один оперативник… Руки у тебя, Рябинин, развязаны… Как в родном Череповце, — усмехнулся Куликов, — работайте круглые сутки… Основная задача, хотя бы получить информацию о том, кто причастен к нападению на наш УАЗ… если сами реализоваться не сможете, я отдам информацию куда надо. Там будьте уверены… — и он замолчал, очевидно, посчитав, что сказал достаточно.

— Если вы, Олег Саныч, имеете в виду не процессуальные действия, — негромко произнёс Рябинин, — Таричев наш друг, а не чей-то там ещё… Мы сами реализуемся… В любом случае…

— Я должен знать об этом, понятно?! — голос полковника тяжело звякнул.

— Так точно.

Поняв, что маршрут прогулки подходит к концу, Куликов резюмировал:

— В общем, забрасываете все дела и работаете только по этой теме… Все моменты, по крайней мере, пока я здесь, замыкаете на меня… Когда я уеду, Жоганюку, но в минимальных рамках… Только, Рябинин! — палец Куликова уткнулся Серёге в грудь, — это не значит, что его надо посылать на хер! В целом, он должен быть в курсе…

— А как быть с этим… ну… с комсомольскими поручениями, — показал на ворота, за которые недавно вышли кураторы, Катаев.

— Во-первых, Бескудников что-то там бухтел про ваше умение писать справки о проделанной работе, не выходя из кабинета… Кстати, Сергей, а он не бухает?

— Что вы, Олег Саныч… Каждый день на турнике… Пробежки…

— А то мне в городском УВД сказали, что за пару дней до отъезда он, пьяный в дугу, грозился по возвращению подбить кабинет Пестова…

— Какой кабинет? — не поняли опера.

— Ну, своего начальника КМ… — со смешком пояснил Куликов, — из гранатомёта, а может из «Мухи»… Так что, народ здесь у вас подобрался весёлый, так сказать с огоньком… Аккуратней, Рябинин…

— Это не ко мне, товарищ полковник… Надо мной целых два начальника… Пусть у них голова болит…

— Вот у них и болит… Приехать не успел только и слышу: Рябинин да Бескудников… Ну, этого иногда поминают, — кивнул он Костю, — а когда начнёте по нашей теме работать много всего прилипнет и отлипнет… Не первый раз оба здесь, сами всё знаете… Поэтому и говорю только с вами…

Эти слова он договаривал уж в дверях комендатуры. Пожав оперативникам руки и, бросив на прощание: «Если что, я на втором этаже в гостевой», — застучал тяжелыми ботинками по лестнице.

— Что скажешь? — спросил Костя Сергея, когда они остались одни.

— Те же яйца, только в профиль… — выбив сигарету из пачки, ответил тот. — Ты, что, Костян совсем не догоняешь?

— Нормальный, вроде, мужик… Без понтов, общается без закидонов, вон, помощь обещал.

— То же, что и всегда… Вы делайте, а мы посмотрим, если всё хорошо, мы в теме… Если в жир вляпаетесь — вас предупреждали… Только всё более красиво объяснено, под своего парня.

— Ну, я не знаю… — Костя пожал плечами, — значит аккуратней надо… Чтобы в жир не въехать…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее