Чеченский этап

Кольша сидел и только теперь вспомнил, как внимательно всматривался в него этот долговязый. Он зашел в каюту катера и во время его допроса молча слушал. Когда Кольша уходил, допрашивавший его оперативник сказал:

– Имей в виду, парень, этих мы задержим, а твои показания будут нужны и следователю, и в суде, так что, ежели место жительства менять будешь, ты милицию упреди. И вообще, я не понял, какой у тебя адрес-то. Район Енисейский, а дальше?

– А дальше пока не знаю, моя деревня сгорела во время войны, но как только решу, где остановлюсь на жительство, сразу в милицию сообщу о себе, – серьезно ответил Кольша.

– Хорошо, но мы должны знать, где тебя, если что, найти.

– Афанасий Михеич меня, если что, найдет, – кивнув на берег, ответил Кольша.

На том и закончился разговор на катере, а этот долговязый прямо вцепился в Кольшу взглядом, когда он Михеича помянул. Но промолчал и ничего не спросил участковый.

Двое суток простояв в засаде в устье, катер осторожно двинулся вверх по реке. Шли медленно. И течение сильное, и фарватер сложный, и нужно было внимательно осматривать берега. К обеду один из оперов крикнул капитану катера:

– Стой, а ну-ка, возьми к той отмели, кажись, мертвяк.

– Гляди, точно, ну, лейтенант, зрение у тебя! – сказал капитан, когда они подошли ближе и все увидели утопленника. Судя по состоянию трупа, утонул человек недавно, по чертам лица, еще не обезображенным, и наколкам сразу определили, что это один из зэков.

– Да, прав оказался старик, не прошли они перекат, разбились на порогах или еще как.

– Товарищ капитан, Сергей Палыч, ты эту реку знать должен, где они могли на лодке перевернуться?

– Трудно сказать, если русло не знают, много опасных мест, прижимов и камней, не могу сказать точно.

– Мы-то дальше пройдем?

– Мы-то пройдем. А с этим что делать? Нам его девать некуда.

– Сейчас протокол составим и прямо здесь захороним. Надо будет следакам, пусть едут эксгумируют, – ответил капитан.

Через час нашли еще один труп, а под вечер заметили на берегу человека, который, увидев катер, стал махать руками. Подошли к берегу. Шрам, а это был он, с поднятыми руками, в изодранной в клочья одежде, босой, стоял на камнях.

– Я сдаюсь, сдаюсь, – повторял он, дрожавшим от страха или озноба голосом.

– От это хорошо, хоть одного живым взяли, теперь он нам все и расскажет, – потер руки капитан НКВД, начальник группы захвата, успешно выполнившей задержание в тайге беглых преступников. В его голове уже мелькнули фразы из приказа о поощрении…

Отогревшись в кубрике катера, Шрам заговорил.

Да, бежали из лагеря втроем, по глупости, спрятались в машине с дровами, а их не заметили, вот и случился побег. Потом заблудились и долго бродили по тайге, пока лодку не нашли. А на лодке вот беда и приключилась, перевернулись на порогах. Шрам говорил и говорил, размазывая слезы по лицу. Из его длинного, но бестолкового рассказа выходило, что они нечаянно, просто по дури своей в такую беду угодили, и теперь где его дружки, он и не знает. Может, выплыл кто, а может, и потонул. Не видел он никого с того часа страшного. Тыщу раз пожалели, что сбежали из лагеря в этот таежный ад. Сами хотели скорее сдаться, потому и плыли в открытую к большой реке.

– Ах ты, несчастный ты наш, – сказал капитан и врезал кулаком Шраму в нос так, что тот отлетел к переборке и сполз по ней на палубу. – За что вы, суки, тунгусов убили с детьми малыми? За что старателей? Отвечай, мразь, или я тебя на канат и за борт, чтоб водица тебе мозги до самых твоих костей поганых промыла! Говори, тварь!

– Не знаю я ничего! – завизжал Шрам. – Не знаю!!!

– Ну, ничего так ничего. Давай его, парни, за борт, вяжи руки и прокатим чуток, глядишь, что и вспомнит, падлюка.

Этого Шрам совсем не ожидал. Когда его действительно, привязав к тросу за руки, бросили за борт, а катер рванулся вперед, он заорал:

– Не надо, я вспомнил, аааааа!

– Ничё, прокати его, капитан, пущай память очистится!

И капитан катера дал газу.

– Утопим?!

– Знаешь, оно не тонет! – ответил опер и закурил.

Минут через пять командир группы отдал команду:

– Хорош, если что подзабудет, еще прокатим.

Шрама выволокли на палубу. Он трясся от холода и долго кашлял, выплевывая из себя речную воду. Потом затих.

– Ну что, гнида, вспомнил?

– Вспомнил.

– Говори.

– Я все скажу, дайте согреться, все напишу.

– Бросьте его к дизелю, пусть согреется, сволочь, глаз с него не спускать. Лейтенант Петров, – под личную ответственность.

– Есть!

– Ну что? Сколь веревочки не виться, конец все равно будет! – глядя на дрожавшего Шрама, съязвил лейтенант, когда они остались одни в дизельной. – Теперь тебе вышка гарантирована, за особое зверство.

– Я никого не убивал, это они, Клещ и Туз, гражданин начальник. Я у них шестерил, они и меня чуть не завалили, когда совсем оголодали… поверьте, гражданин начальник… – заскулил Шрам.

– Я-то тебе поверю, токо толку-то что?