Чечня: Трагедия Российской мощи. Первая чеченская война

Тем временем восточная колонна, которая, как предполагалось, должна была двигаться из Дагестана в направлении Гудермеса, так и не пересекла границу с Чечней. Она была окружена дагестанскими чеченцами и остановлена. Было захвачено и, как сообщалось, передано чеченцам как минимум два БТРа, а российские власти признали, что произошел захват 47 пленных. После того как всю ночь колонна простояла без движения, она была передислоцирована к северу от Терека и присоединена к северной колонне, которая продвигалась от главной российской базы в Моздоке (Северная Осетия).

Чтобы понять действия Бабичева (которые, как я уверен по собственным наблюдениям, были совершенно искренними, а не просто уловкой, как потом думали чеченцы), необходимо иметь в виду как ситуацию в армии непосредственно в декабре 1994 года, так и ряд событий, восходящих к 1962 году, когда советская армия получила приказ стрелять в демонстрантов в городе Новочеркасске и командующий данной операцией генерал был смещен за отказ это сделать. Всё это сложилось для меня в одну картину во время интервью с генералом Александром Лебедем в его штабе в Приднестровье в феврале 1994 года, за десять месяцев до Чеченской войны.

Лебедь с неизменной неимоверной горечью говорил обо всех тех случаях, когда в последние годы существования Советского Союза армии приказывали выполнять внутренние полицейские задачи, а также о том, как военные командиры и армия в целом остались единственными, на кого легла ответственность за кровавые последствия и политическую бурю. Лебедь утверждал, что сам видел это в Тбилиси в марте 1989 года и в Баку в январе 1990 года и слышал об этом от своих товарищей, которые принимали участие в провалившемся вторжении в Литву в январе 1991 года:

«Всякий раз приказы были конкретными и исходили с высочайшего уровня – от Политбюро. Причем каждый раз они отдавались по телефону – ничего не записывалось. И каждый раз, когда мы выполняли для них грязную работу, они исчезали и сваливали всю вину на нас, причем против них не было никаких свидетельств. Поверьте мне, армия никогда не позволит, чтобы это повторилось».

Конечно же, именно это армия (в особенности полевые офицеры) и увидела еще раз в декабре 1994 года в Чечне – в самом начале российского вмешательства, еще до начала настоящей войны, сходство с Тбилиси или Вильнюсом действительно казалось слишком близким. Во второй половине дня 13 декабря я видел, как депутат от демократического блока в Совете Федерации Виктор Курочкин (он представлял Читу, город в Восточной Сибири) сказал генералу Бабичеву:

«Не забудьте, генерал, что если вы исполните незаконный приказ, то закон вас не защитит. Только вы будете нести ответственность. Мне сказали передать вам, чтобы вы ожидали, пока Совет Федерации вынесет свое решение. Происходящее в Москве – это такой же путч, как в августе 1991 года, и он кончится крахом».

В качестве подкрепления Курочкина сопровождали два местных чеченских представителя, Саламу Умалатов и Сайхан Барахоев.

С точки зрения наблюдателя, находившегося на дороге между чеченцами и армией, моральная и физическая драма этой сцены едва ли может быть преувеличена. Позади стояла толпа поющих женщин, некоторые из них танцевали зикр, другие сидели на дороге, держа в руках плакаты с надписью: «Сыновья! Не стреляйте в женщин, которые могли бы быть вашими матерями!» Впереди виднелись низкие тени российских танков, смутно проглядывавшие сквозь темное пятно леса. Слева – боевые вертолеты, дрейфующие вдоль гигантских угрюмых склонов зимнего Кавказа.

Генерал Бабичев стоял напротив своих танков – массивная фигура типичнейшего советского десантника со сплющенным лицом, чем-то напоминавшим лицо Лебедя. Бабичев сказал Курочкину и чеченцам: