Читаем Chefs d'oeuvre полностью

Странно-неясное, серое, синее,

Замерло, умерло, будто бы снежное…

Глупое сердце! о чем же печалиться!

15 ноября 1895

ПОЦЕЛУИ

Здесь, в гостиной полутемной,

Под навесом кисеи

Так заманчивы и скромны

Поцелуи без любви.

Это — камень в пенном море,

Голый камень на волнах,

Над которым светят зори

В лучезарных небесах.

Это — спящая принцесса,

С ожиданьем на лице,

Посреди глухого леса

В очарованном дворце.

Это — маленькая фея,

Что на утренней заре,

В свете солнечном бледнея,

Тонет в топком янтаре.

Здесь, в гостиной полутемной,

Белы складки кисеи,

И так чисты, и так скромны

Поцелуи бел любви.

30 октября 1895

ВО МГЛЕ

Страстно, в безумном порыве ко мне ты прижалась

Страстно…

Черная мгла колыхалась

Безучастно.

Что-то хотелось сказать мне родное, святое…

Тщетно!

Сердце молчало в покое

Безответно.

Мягкие груди сильней и сильней прижимались,

Жадно, —

Тени во мраке смеялись

Беспощадно.

6 ноября 1895

УТРЕННЯЯ ЗВЕЗДА

Мы встанем с тобой при свечах,

Дитя мое!

Мы встанем с тобой при свечах,

Дитя мое!

На черно-безжизненный сад,

Из вышины,

Последние звезды глядят

И серп луны.

Еще не рассеялась мгла,

И солнца нет,

Но чара ночей отошла,

И брезжит свет.

В томлении ждем мы, когда

Лучи свои

Торжественно бросит звезда,

Звезда Любви.

Но все неизменно вокруг,

Дитя мое!

О, плачь же со мною, мой друг,

Дитя мое!

29 октября 1895

ВОСПОМИНАНИЯ О МАЛЮТОЧКЕ КОРЕ

Умереть, умереть, умереть!

На таинственном фоне картины

Вырезается ярко мечеть,

Издалека кричат муэдзины,

Грохот города слышен вдали…

О заветные звуки земли!

Озарен, весь в звездах небосвод,

Кипарисные купы поникли.

Красный Марс между веток плывет

На последнем своем эпицикле.

Холодеет скамья, словно гроб.

Знаю, знаю свой злой гороскоп!

Ты ко мне прибежишь, проскользнешь,

Вся дрожа, с беглой молнией взора.

И опять всю жестокую ложь

Прошепчу тебе, бедная Кора!

Мы сомкнем упоенно уста…

Но мне все предрасскажет мечта!

Темный сад напоен, опьянен

Знойным запахом роз и жасмина.

Жизнь прекрасна, как сказка, как сон,

Как певучий призыв муэдзина.

Но как страшно вперед посмотреть!

Умереть, умереть, умереть!

29 ноября 1895

«Черные тени узорной решетки…»

Черные тени узорной решетки

Ясно ложатся по белому снегу.

Тихие звезды — задумчиво-кротки,

Месяц пророчит истому и негу.

Черные окна немого собора

Смотрят угрюмо на белое поле.

Здесь ты и дремлешь, малюточка Кора,

Спишь беспробудно в холодной неволе!

Вижу я ночь твоей родины дальней,

Яркое небо, в пылающих звездах!

(Ах, там созвездия блещут кристальней,

Ах, там живей и томительней воздух!)

Смуглая девочка знойного Юга,

Что ты искала на Севере слепо?

Счастья, в объятиях нового друга?

Но обрела лишь молчание склепа!

Ясными рунами вписанный в небе,

Я (астролог беспощадно-жестокий!)

Верно прочел твой мучительный жребий,

Но утаил от тебя эти строки!

Все совершилось безжалостно-скоро:

Звезды родные солгать не хотели!

Здесь ты и дремлешь, малюточка Кора,

Спишь беспробудно под песни метели…

Ноябрь 1895

КРИПТОМЕРИИ

Мечтал о лесах криптомерий…

В НОЧНОЙ ПОЛУМГЛЕ

В ночной полумгле, и атмосфере

Пьянящих, томящих духов,

Смотрел я на синий альков,

Мечтал о лесах криптомерии.

И вот — я лежу в полусне

На мху первобытного бора;

С мерцаньем прикрытого взора

Подруга прильнула ко мне.

Мы тешились оба охотой:

Гонялись за пестрым дроздом.

Потом, утомленно вдвоем

Забылись недолгой дремотой.

Но чу! что за шелест лиан?

Опять вау-вау проказа?

Нет, нет! два блестящие глаза…

Подруга! мой лук! мой колчан!

Встревоженный шепот: «Валерий!

Ты бредишь. Скажи, что с тобой?

Мне страшно!» — Альков голубой

Сменяет хвою криптомерий.

Февраль 1895

ОПЯТЬ СОН

Мне опять приснились дебри,

Глушь пустынь, заката тишь.

Желтый лев крадется к зебре

Через травы и камыш.

Предо мной стволы упрямо

В небо ветви вознесли.

Слышу шаг гиппопотама,

Заросль мнущего вдали.

На утесе безопасен,

Весь я — зренье, весь я — слух.

Но виденья старых басен

Возмущают слабый дух.

Из камней не выйдет вдруг ли

Племя карликов ко мне?

Обращая ветки в угли,

Лес не встанет ли в огне?

Месяц вышел. Громче шорох.

Зебра мчится вдалеке.

Лев, метнув шуршащий ворох

Листьев, тянется к реке.

Дали сумрачны и глухи.

Хруст слышнее. Страшно. Ведь

Кто же знает: ото ль духи

Иль пещеры царь — медведь!

1911

ОЖИДАНИЕ

Душен воздух вольных прерий,

Жгучи отблески лазури,

И в палящей атмосфере

Чуют птицы, чуют звери

Приближенье дальней бури.

Но не я поддамся страху,

Но не он нарушит слово!

И рука, сдавив наваху,

Приготовлена ко взмаху,

На смертельный бой готова.

Чу! как будто смутный топот!

Что нам бури! что нам грозы!

Сердце! прочь безумный ропот,

Вспомни ночь и вспомни шепот…

Гей! сюда! я здесь, дон Хозе!

15 августа 1895

НА ЖУРЧАЩЕЙ ГОДАВЕРИ

Лист широкий, лист банана,

На журчащей Годавери,

Тихим утром — рано, рано —

Помоги любви и вере!

Орхидеи и мимозы

Унося по сонным волнам,

Осуши надеждой слезы,

Сохрани венок мой полным.

И когда, в дали тумана,

Потеряю я из виду

Лист широкий, лист банана,

Я молиться в поле выйду;

В честь твою, богиня Счастья,

В часть твою, суровый Кама,

Серьги, кольца и запястья

Положу пред входом храма.

Лист широкий, лист банана,

Перейти на страницу:

Похожие книги

Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия