Чего мужчины не знают

Теперь из дамской комнаты показалась фрау Экгардт. Ее муж страшно многословно представил ее Эвелине и наконец ретировался. Прищелкивание каблуками, рукопожатия, поклоны.

– Так… – сказала Эвелина, когда все это кончилось. Она проглотила сладкий блинчик «креп Сюзетт» которым по-видимому страшно гордились и метрдотель, и Франк. Теперь все было кончено. Ничто не могло помешать доктору Экгардту рассказать ее мужу о том, что он встретил ее в Париже. В последний момент она успела спросить, где остановились Экгардты. В отеле «Атеней». Перед ней мелькнуло видение: она приходит к Экгардту и умоляет его молчать об их случайной встрече. Она обжигала язык горячим сладким «креп Сюзетт», и в это время перед ее умственным взором вставали драматические картины. Рыдающая женщина стоит на коленях перед мужчиной под звуки арии… Но ведь это была опера «Тоска».

«Хорошо!» – вызывающе подумала она. Может быть так даже лучше Теперь все было кончено. В это «все» входил даже запах, доносившийся из кухни в квартире на Дюссельдорферштрассе, забытый газовый счет, ингаляционный аппарат, скрипучие башмаки фрейлейн. Но оно не включало ни детей, ни нежной внимательности Курта.

– Неужто немцы все еще устраивают сабельные дуэли? – спросил Франк. Он не заметил ничего, кроме шрамов на лице Экгардта, корректном лице юриста.

– Что вы сказали? – переспросила она.

Сперва она должна была сообразить, что теперь Франк говорит по-английски. Она наблюдала за тем, как он просматривал счет и клал деньги под салфетку. Внезапно он показался ей совершенно чужим, как будто она никогда не встречала его и видела в первый раз. Казалось, что он испытывает то-же самое, так как когда они вышли и остановились на улице, он не знал, что делать с ней дальше. Он сделал одно-два предложения с легкомыслием, которое придавало ее поездке в Париж характер простой фривольной эскапады. Она стояла перед ним беззащитная и старалась подделаться под его тон. Она как бы со стороны слышала, как отвечала ему тоном, совершенно чуждым ей:

– Я не принадлежу к этому типу, – сказала она.

– К какому типу вы не принадлежите и к какому принадлежите? – с веселым любопытством спросил он.

Его рука, державшая ее под руку, была тепла и слегка прижималась к ее груди.

«Я должна уйти!» – тревожно думала она. – Я должна сесть на следующий же поезд и уехать прежде, чем что-либо случилось. Я должна во всем сознаться Курту. Нет, я не принадлежу к типу женщин, которые могут делать такие вещи… девятнадцать марок… не могу же я сказать теперь: пожалуйста, дайте мне деньги на билет… И кроме того, ведь я не хочу оставлять его… я счастлива, так счастлива… ведь несмотря ни на что это Франк… я люблю тебя, Франк, только я немного одурела от страха. Франк, помоги мне, Франк… Это совсем не так легко, нет, это точно восхождение на гору… а ты не понимаешь…

Он снова посадил ее в такси, и теперь они ехали сперва вдоль Сены, затем через мост, мимо фонтанов на плас де ла Конкорд, где заняли место в потоке автомобилей, стремившихся вдоль Елисейских полей.

– Куда мы едем? – спросила она.

– К Пре Каталан, в Булонский лес, – спокойно ответил Франк.

Эвелина сразу почувствовала, где она хотела бы быть, где было подходящее место для нее. Она была уверена, что где-то тут, в Париже, была маленькая церковка, пустая часовня с изумительными окнами из цветных стекол, очарованная часовня, которая во время ее свадебного путешествия настолько потрясла ее, что она расплакалась. Ей казалось, что посещение этой часовни разрешит все недоумения, даст всему ясность и приведет в порядок. Но она не могла вспомнить, как называлась часовня, а такси увлекало их все дальше и дальше от нее. Они ехали уже по аллеям Булонского леса, миновали озеро, по которому люди катались на лодках.

Теперь Франк остановил такси и помог ей выйти. Не успела Эвелина сделать несколько шагов по дорожке, рука об руку с Франком, как исчезла вся ее подавленность и напряженность. Цвели каштаны и только-только что начали распускаться золотые грозди ракитника. Мир так хорош, если глядеть на него, ощущать его целиком, не стараясь раздробить на отдельные составные части. Рука Франка в ее руке – и ничего больше. Пока они ехали в такси, дождь прошел и теперь снова светило солнце. С ветвей деревьев еще капало, в воздухе пахло влажным гравием аллей. Железные, выкрашенные масляной краской стулья, на которых они сидели, были влажны и прохладны. Когда Франк молчал, Эвелина глядела на его рот. Это был самый красивый рот, какой ей приходилось видеть: когда губы были сжаты, его линия была твердой и уверенной, приводившей Эвелину в восторг. Ей казалось замечательным даже то, что от дыхания Франка равномерно поднимался и опускался его костюм. Она испытывала удивительное, страстное желание проникнуть в него, как в запертый дом, как в раковину.

– Расскажите мне о вашей жизни, – сказала она.

Он улыбнулся снисходительно, но немного беспокойно.