Чего мужчины не знают

«Надеюсь что Клерхен не промочила ног», – неожиданно подумала Эвелина. Было совершенно бессмысленно думать об этом тогда, когда пульс Франка бился у тыльной стороны ее руки и все кругом было одной сплошной гармонией. Никогда, пока фрейлейн, подобно незыблемой скале, стоит на своем посту на Дюссельдорферштрасе, Клерхен не промочит ног. Ей вдруг сразу вспомнилось все: детская, оранжерейная теплота кроватки Берхена, запах, физические ощущения. Со сладкой щемящей болью Эвелина почувствовала, как отвердели соски ее грудей от тоски по Берхен. Она кормила грудью этого буйного, прожорливого младенца в течение шести недель и потом вынуждена была отказаться от этого. Но все-таки это ощущение осталось частью ее существа. «Невозможно, подумала Эвелина, – не может быть правдой, что я убежала от детей. Не может быть, что я сижу здесь, в Париже, с чужим человеком. Я просто вижу это во сне и в любую минуту Курт может разбудить меня и спросить о газовом счете».

Ее ощущение сна было настолько сильно, что она закрыла глаза и поводила головой из стороны в сторону, чтобы ощутить тепло собственной подушки. Когда она наконец вернулась к Франку, рассеянная и встревоженная, как будто возвратившись из дальнего путешествия, она увидела на его лице новое выражение. Казалось, что скрывавшая его пленка исчезла, обнажив его настоящую душу.

– Теперь ваша рука согрелась, – нежно сказал он и прибавил помолчав: – Положите ли вы ее снова на мое сердце?

«Неужто я сделала это когда нибудь?» – смущенно подумала она.

Ей показалось, что только теперь, в этот момент, она по настоящему полюбила Франка, и что он лишь сейчас начал любить ее. Она никак не могла сбросить с себя какое-то сонное оцепенение. Обычно все казалось таким вот удаленным и маленьким всегда перед ее обмороками.

«Не смей падать в обморок!» – снова приказала она себе, и это спасло ее. Франк расплатился и теперь вел ее среди столиков, мимо павильона, к стоянке такси. Весь их роман был пропитан специальным запахом такси – запахом потертой кожи, испарений человеческих тел и прокуренной обивки автомобиля.

– Вы должны были бы поехать со мной в Китай, – сказал Франк. – Вы должны были бы приехать в Южную Каролину.

Эти слова были чудесны они обещали совершенно замечательное будущее. «Замечательно, как мало из того, что говорится тогда, когда любишь, приносит действительное, настоящее счастье» – подумала Эвелина.

Она покорно уселась на потертое кожаное сидение такси.

– Вы ничего не имеете против того, чтобы вернуться теперь в отель? – спросил Франк.

Эвелина сорвалась с сияющего неба и упала прямо на твердую землю. «Нет!» – с ужасом и отвращением подумала она, не это, пожалуйста Не это. Перед ее глазами встали обои в отеле Бургон, блистающая золотыми зубами улыбка мадам, кровать…

– Нет, сперва я хочу съездить в Сан-Шапель! – воскликнула она.

Страх и отчаяние вызвали в памяти позабытое название и окна из цветных стекол. Это было по крайней мере оправданием для отсрочки. Эвелине становилось неловко, когда она думала о своем теле. Еще недавно oнo тосковало по Франку, а теперь холодно и враждебно удалялось от него, как только он приближался. Франк выглядел обиженным и, по всей вероятности, он был прав. Она торопливо дала указания шоферу, и дальше они ехали в молчании. Эвелина пристально глядела на свои руки, обтянутые белыми лайковыми перчатками. Они лежали у нее на коленях, как забытые игрушки. Франк больше не пытался завладеть ими – он сидел и курил.

«Если бы только я могла поговорить с ним по-немецки» – в отчаянии подумала Эвелина.

Она уставала от попыток приблизиться к нему, добиться его понимания, говоря на чужом языке. Она лишь смутно, урывками, понимала то, что говорил он ей нужно было еще попросить у него денег на обратную дорогу, и эта мысль тяготила ее. Она украдкой взглянула на его ручные часы, была уже четверть седьмого. Эвелина попыталась рассчитать, сколько времени ей осталось еще пробыть с Франком.

– Как я попаду обратно в Берлин? – наконец робко спросила она.

Франк взглянул на нее так, как будто в этот момент он размышлял об апельсинах.

– О, все уже устроено, – вежливо ответил он. Вы отправитесь завтра утром с аэропланом, вылетающим в девять тридцать. Я уже заказал для вас билет, его доставят прямо в отель к нашему возвращению.

– Благодарю вас, – вежливо сказала Эвелина.

Он с улыбкой взглянул на нее.

– Не думайте о завтрашнем дне, – посоветовал он с новой нежностью.

Такси остановилось. Оказалось, что мысль поехать в Сан-Шапель была совсем неудачной мыслью. Под сводами часовни и за ее окнами из цветных стекол витало слишком много воспоминаний о Курте – стройном, мягком, беззащитном, страдающем призраке; Курте, с которым в этом самом месте она делила свое восхищение и переживания; Курт, с которым ее связывало нечто гораздо более глубокое, чистое и сильное. До сих пор Эвелина так успешно подавляла всякое воспоминание о Курте, что теперь ее потрясло появление перед ней, в очаровательной, кристальной чистоте часовни, его призрака.