Чего ты хочешь? (СИ)

Тор – огонь… Тор горит в огне.

Кажется, на языке, нёбе и в самом нутре теперь стоит клеймо.

Ладони до прикосновений жадные. Грубые. И его, и те, что сейчас с силой дергают его панцирь за горловину. Те, что хватают за подбородок так, что вот-вот выставят челюсть. Те самые, что вонзили в него когда-то нож и вонзят еще не один раз. Тор в этом уверен. Уверен больше, чем в самом себе.

Легким больно, а перед глазом, распахнувшимся столь внезапно, что едва не выступили слезы, - сосущая чернота.

Как если бы он ослеп полностью или умер.

Как если бы… Вместо того, чтобы покрывать поцелуями-укусами его шею, Локи высасывал из него жизнь.

По капле на один укус.

Целует, зубами терзает, медленно зализывает проступивший след.

Раздраженно дергает проклятый панцирь снова.

– Так ты решил, чего хочешь, сын Одина? – горячо шепчет на ухо и тут же прихватывает его, с силой сжимая зубы. Запах крови столь явный, что, кажется, Тор потонет в ней. По подбородку поднимется, и бог грома захлебнется, как сейчас захлебывается во вздохах.

Тор решил. Тор всегда знал, так или иначе, чего хочет.

Тор с силой жмурится, закрывая уцелевший глаз, и спихивает Локи со своих колен.

Спихивает, но что толку, если сердце все так же бьется, то и дело сбиваясь с ритма, и грозится вырваться наружу, разломав не только ребра, но и нагрудник? Молчит и Локи. Локи, что так неловко приложился о половые плиты, смеется и даже не пытается подняться на ноги.

Смеется, как настоящий безумец, и вместе с тем радостно, как малое дитя, только что получившее желаемое.

– Молчишь… – Тор тяжело сглатывает и отводит взгляд. Сейчас он готов смотреть куда угодно, только не на своего «брата». Не на «брата», язык которого только что буквально протаранил его рот до самых гланд. – Хочешь узнать, чего желаю я? Хочешь или нет?

Бог обмана, довольный, растрепанный и раскрасневшийся, как предавшийся любовным утехам мальчишка, все-таки приподнимается на локтях и, совсем как раньше, когда только показался в этом зале, изучающе глядит. Хмыкает и, должно быть, приняв исказившиеся и тут же сжавшиеся в упрямую линию губы сына Одина за ответ, продолжает.

Так неторопливо, что Тору приходится призвать на помощь все остатки самообладания, чтобы просто не броситься на него и не задушить. Прямо так, голыми руками, вжав в холодный пол. Сжимать, пока Локи не перестанет дергаться или же не послышится хруст шейных позвонков.

– Я хочу… – Локи начинает, скорее, задумчиво и заметно тянет. Отвлекаясь на то, чтобы потрогать языком верхнюю губу с маленькой, алеющей на ней каплей крови. – Твою комнату. Твою кровать. И я хочу обкатать тебя, привязанного к этой кровати.

– Неужели на корабле скучно настолько, что ты затеял ТАКУЮ игру? – Тору слова даются тяжело. Взгляды – тем более. Локи уделал его в ноль, как сказал бы Старк. Локи вывел его из строя, даже не оцарапав. – Оставь это. По-хорошему прошу: оставь.

– Надо же, грозный сын Одина просит… – Задумчивость на красивом, скуластом лице не сулит ничего хорошего. Слишком уж Тор хозяина этого самого лица знает. Слишком близко. Теперь уже во всех смыслах. Почти. И это почти, словно последняя нить, оставляет ему и шанс, и грозит оборваться одновременно. – А если я отвечу отказом? Ты его примешь, дорогой брат?

Тор предпочитает сделать вид, что последней реплики и вовсе не слышал. Предпочитает притвориться слепым, глухим и совершенно непроходимо глупым. Обхватывает свою голову пальцами и, проведя по непривычно коротким волосам, с силой стискивает виски.

– Пошел прочь.

Тяжеловесно и бескомпромиссно.

Очень правильно звучит. Правильно для Тора и совершенно пусто для ловко поднявшегося с пола Локи. Стряхивает со штанины невидимую миру пылинку и, обворожительно улыбнувшись своим рассаженным ртом, отвешивает почти шутовской поклон.

– Дай мне знать, когда передумаешь.

– Я тебя вышвырну, если явишься.

Разве не царю положено оставлять последнее слово? Разве не оно должно быть решающим? При Одине всегда так было, но разве Локи сможет заткнуть пускай и старший, но сводный да еще и с толку сбитый брат?

– Уверен? – проникновенно и чуть приподняв темную бровь, переспрашивает бог обмана и начинает пятиться в сторону выхода, а ухмылка, искушающая, поистине ядовитая ухмылка ни на мгновение не сходит с его лица. – Так ты ответишь?

Тор вспоминает его вопрос и вдруг становится серьезным. Становится тем Тором, что сидел в этом самом кресле каких-то полчаса назад. Невозмутимо уставшим и собранным. Бесконечно выросшим и, пожалуй, даже слишком взрослым.

– Я хочу мира для моего народа. А с тобой мы все погорим в очередной войне.

– Не бывает мира без войны, брат мой. Но мы могли бы повоевать только вдвоем, если ты хочешь. В твоей постели.

Ухмылка на лице Локи глумливее чем когда-либо. Тор едва удерживается от того, чтобы запустить в него своим мечом. Ухмылка еще долго висит в воздухе, когда ее хозяин просто испаряется, применив один из своих трюков.

Тор опускается назад, на свое место, и, помедлив, касается губ.