Чего ты хочешь, женщина?

— Ну ты же знаешь, что с бабами у них тут — швах. А у меня — не так-то много знакомых, к кому можно запереться домой, поставить аппаратурку. Ну, ты помнишь, я тебе кабельное телевидение тянул? Ну, вот параллельно и… Он обещал относиться к тебе, как к королеве. А ты — молодая ещё, симпатичная и без мужика. Ты уж прости меня, дурака, я позаботиться о тебе хотел, как о дочке.

Василевс взвыл, заспорил, жестикулируя, и Василий Степанович перевёл:

— Васька говорит, что делал, мол, всё как надо. Что к королевам у них тут именно так и относятся. Мол, ничего для тебя не жалел. Даже лучшую плётку купил, самую дорогую, широкую, мягкую, чтобы кожу не поцарапать. И через полгода ты бы у него блистала на всех приёмах. Дом бы тебе подарил, бассейн, лодки летучие. Может, останешься? Где ты в нашем Ухрюпинске найдёшь себе дом и летучие лодки?

Алевтина только качала головой и всхлипывала, украдкой сморкаясь в рукав халата. Она уже совершенно не верила в происходящее и мечтала об одном — срочно оказаться дома.

— Тогда — ну его, Василевса, — согласился Василий Степанович. — Пошли, я тебя назад отведу. Ну её, королеву эту, да? Ты и так — ничего себе. Мужичка найдёшь, деток родишь.

Василий Степанович подошёл к стеклу и потёр его стеклянным шариком.

Шариком!

— Идиотка!.. — прошептала Алевтина.

Василий Степанович взял её за руку и потянул домой. Ноги почему-то не слушались, шикарный пушистый халат стал тяжёлым, ожерелье на шее тянуло вниз.

Василевс не мешал. Он сидел на полу лаборатории, прямо в луже, устроенной Алевтиной, сжимал голову и шептал: «Кара миа».

Василий Степанович дёрнул за руку замешкавшуюся «королеву», и они шагнули в пыльную тесную однушку.

Алевтина оглянулась — мир Василевса таял, превращаясь в стену, покрытую новыми зелёненькими обоями.

* * *

Алевтина думала, что на работе её потеряли, но Василий Степанович объяснил, что это в параллельном мире прошло три дня, а у них дома — два часа тридцать две минуты.

Особенных откровений Алевтина от него не добилась. Научный эксперимент, мол, и носи — не марай.

Мир Василевса был сложен, Василий Степанович тоже не успел его как следует изучить. И вообще он был зол, что она ему помешала. Такой проект сорвала. Вот потерпела бы ещё чуть-чуть, он бы, возможно…

В общем, вечера объяснений не вышло. Василий Степанович вспылил и ушёл к себе, хлопнув дверью.

Алевтина пила чай одна, глядя в пустую зелёную стену. Ей чего-то мучительно не хватало.

Она сняла ожерелье и красивый пушистый халат — последние напоминания про мир Василевса. Ожерелье она спрятала в корзину с грязным бельём. Потом застирала измусоленный обшлаг рукава. Высушила феном. Запихала халат поглубже в шкаф. Переоделась в родное и знакомое домашнее платье модели лапсердак. Только бельё, чужое и шикарное, не сняла. Привыкла она к нему.

Алевтина долго смотрела телевизор, ворочалась. Ходила на кухню за валерьянкой и новопасситом. Но усталость всё же взяла своё, и она задремала.

Спала плохо: снился Василевс, поедаемый женой-паучихой. Алевтина подскакивала в ужасе, хлопала в ладоши. Потом вспоминала, что нужно включить торшер, дёргала верёвочку, разглядывала знакомую мебель.

После пятого кошмара нервы её не выдержали. Алевтина встала, надела свой лапсердак, взяла из холодильника бутылку коньяка, которую держала там для возможных походов к гинекологу, вышла в подъезд и постучалась к соседу.

Сосед тоже не спал. Он корпел над математическими расчётами, мечтая, видимо, прорваться во вселенную Василевса без его помощи. У него даже возникли кое-какие идеи по переналадке аппаратуры.

Алевтина посмотрела на его печальную лысину в венчике редких волосиков, и поняла: она готова на всё, чтобы забыть случившееся.

Одёрнула халат, соблазнительно, как ей казалось, выставила голую ногу. Взялась травить пошлые анекдоты — про поручика Ржевского и про то, как поймал Дерипаска Рыбку… Гадко хихикала.

Сосед откровенных намёков не понимал, вёл себя с ней, как с дочкой, интеллигентно шутил, демонстрировал свои многочисленные работы по физике твёрдого тела. Рассказывал, как подло его вышибли на пенсию с родного предприятия, а потом и в вузе перевели на полставки. И как он мог бы всем доказать теперь, но вот — не вышло.

Хороший он был мужик, сосед Василий Степанович. Пожалел девчонку — удумала же вешаться, нарушил заманчивую сделку с Василевсом, о чём сожалел и даже плакал, когда у бутылки показалось дно.

Алевтина слушала его и тихо ругалась про себя словами, которыми строители в процессе наклейки обоев заменяют всю, мешающую им работать, лексику.

Она даже напиться как следует не сумела! Хлебнула коньяка на голодный желудок, желудок заболел, и Василий Степанович заварил ей чаю.

Алевтина сидела, трезвая, злая и горько шутила про себя, что замшелая девственница и старый импотент — самая подходящая компания.

5

Утром как раз начался понедельник, и Алевтина отправилась на работу. В старых неудобных туфлях, в блёклом бесформенном плащике, с зонтиком, третий год дышащим на ладан.

От порога она вернулась. Обутая, протопала к шкафу. Посмотрела — висит ли на месте пушистый халат?

Халат висел.