Интересно, а прозрачный шарик «каси» — она куда дела?
На улице было слякотно, хотя в мире Василевса все три дня стояла чудесная погода.
Коллеги вели себя привычно. Повышения зарплаты не ожидалось. И вообще на горизонте не ожидалось ни-че-го — только серые-серые будни. Каждый день. И телевизор по вечерам.
Добравшись домой с работы, Алевтина первым делом увидела оставленные ею же грязные следы.
Не очень, конечно, грязные. Так, насыпалось чуток. Протереть бы быстренько тряпкой или всосать пылесосом — делов-то? Но она вдруг разнюнилась, швырнула в холодильник кефир, словно он и был во всём виноват, пнула, подвернувшийся под ноги тапок, босиком прошлёпала в комнату и открыла шкаф.
Халат висел.
Алевтина достала его, сунула руку в карман и обнаружила там прозрачный шарик каси. Значит, она и впрямь сунула его туда ещё в лаборатории.
А если потереть им стекло?
Алевтина вздохнула, вернула шарик в карман, а халат — в шкаф, и пошла ужинать кефиром.
Ночью, измучившись от бессонницы, она встала, подошла к зеркалу в прихожей — а вдруг да подойдёт? Ну, ерунда же, да? Ну не стену же тереть? Там же было стекло, верно?
Или попробовать оконное стекло?
Было в комнате ещё одно зеркало, но маленькое — Алевтина туда не пролезла бы, откройся там дверь. Потому она решила ставить эксперименты в прихожей.
Или надо было всё-таки в комнате?
И вообще — зачем ей это? Разве она хочет увидеть этого Василевса? Ведь он же — маньяк?
Или он просто дикарь, а она не сумела ему объяснить? Не перевоспитала? Не подключила этого дурака, Василия Степановича, чтобы он втолковал Василевсу, что в России с женщинами так не обращаются?
Ведь им же надо было сначала поговорить втроём? Рассказать, что земные бабы — не паучихи? Они… Они нежные, трепетные! Они не могут работать за гроши офисными мышами. Не могут без роботов, которые будут готовить еду, убирать, чинить…
А ещё… Им… Им нужен хоть какой-нибудь прынц, пусть даже и волосатый!
Алевтина достала халат, вытащила шарик и… потёрла им зеркало.
Конечно, ничего у неё не вышло.
Она сунула шарик в карман лапсердака и на всякий случай всё-таки надавила обеими ладонями на стекло.
И провалилась в него вся, только мелькнули босые ноги.
Василевс открыл единственную дверь левого коридорчика, быстро переоделся в серый мешковатый костюм и, спустя пару минут, уже пробирался в темноте по тесной грязной улочке мимо низких домов, больше похожих на логова.
Перед одной из дверей он замер, прислушался. Потом тихонечко постучал.
В доме раздался приглушённый рёв. Василевс вздрогнул.
Дверь открылась, пахнуло кислым запахом давно немытого тела.
— Где ты шлялся, животное?! Ночь на дворе! Опять по бабам ходил? — жена, дородная, рыжая, всколоченная, стояла на пороге вонючей комнатушки со скалкой.
Он едва успел увернуться. Скалка врезалась в стену и с хрустом надломилась.
Жена взвыла от злости.
— Ах, тварюга! Где я теперь возьму такую хорошую скалку?
Она швырнула обломками в Василевса, но тот опять успел увернуться.
Жена ушла на кухню, загремела там жестяными мисками. Он разулся и надел тапочки, хотя в доме было не особенно чисто.
«Кто виноват, — размышлял он грустно, — что женщины не гнездятся и не размножаются, среди техногенных прелестей усовершенствованного мужчинами мира? Что им не нужна стерильная чистота и прекрасные одежды? Что, оказавшись среди дворцов и бассейнов, они сходят с ума от тоски и безделья?»
Мир мог рухнуть, если бы он не стал двойным — в одной параллели мужчины, в другой — их жёны. Вот только тот, кто первым распараллелил реальность, не знал ещё, что параллелей этих может стать со временем слишком много…
Василевс тяжко вздохнул и поплёлся на кухню.
Мужчины испробовали всё, включая искусственное размножение. Тщетно. Их род мельчал и мог исчезнуть совсем. И тогда было решено отселить женщин. Создать им необходимые для выживания условия — грязь, грубость, отсутствие элементарных удобств. Разделив реальность пополам, учёные выдохнули, решение показалось им тогда идеальным. Но тут же нашлись умники, расщепившие реальность ещё раз, и ещё. И в этих расщеплениях народ Василевса всё дальше отодвигался от человекоподобности к хаосу и порождениям его.
Теперь миров вокруг много и расщепления продолжаются. Но все они ведут не туда. В этом и состояло его открытие: он нашёл мир, похожий на его собственный, мир Алевтины. Надежду на спасение и чувственную стабильность.
Уходя утром «на работу», Василевс возвращался в привычную ему параллель с дворцами и бассейнами, но к вечеру нужно было снова спускаться в клоаку скандалов, крика… Она, Алевтина, стала его отдушиной, лучом света во тьме.
Что же он сделал не так? Русалки млеют от подобного обращения. Нежный утренний скандал, хороший массаж сращения хвоста и позвоночника…
Может быть, Алевтина устроена иначе?
Да ну, все они одинаковые — или секс, или массаж, чтобы не унывали. А секс у него только с женой. Секс делает из женщины монстра, это доказано многократно. Ему не нужны два монстра. Он отказался бы и от жены, если бы не наследник.