Чего вы хотите? (сборник)

Всклокоченные деревья стоят вдоль дороги.
Она гуляет в заболоченном парке и плачет о людях,
которые никогда не сумеют полюбить друг друга
с одинаковой силой и одновременно.
В метро пожилые мужчины вянут от остановки к остановке,
и она чует запах их тоски, ползущей туда,
где когда-то у девушек были платьица как цветочные поляны.
Пластмассовые Санта-Клаусы влезают в окна, как воры,
и никто не торопится снести обгоревшие развалины дома.
Эти женщины на дорожках цвета мочи,
они уже не такие миленькие, как бывало,
у них выросли небольшие усики
и с подолов свисают красные нити,
на которых мальчишкам впору вешаться.
Она гуляет под моросящим дождем в парке,
её каблучки всё глубже погружаются в грязь,
и кажется, что жизнь немного кончилась.

Поговорить об этом стихотворении и о поднятых в нем проблемах почти не получилось – пришел брат Алеша.

Он жил здесь же, на Коломенской, минутах в десяти от их дома. Однокомнатную квартиру ему несколько лет назад купил его папа, которого Даша никогда не видела… Алеша заходил нечасто – говорил, что много дел, занят сильно. И мама то как-то внутренне соглашалась с тем, что он вырос (ему было двадцать четыре), что нужно меньше встревать в его личную жизнь, то обижалась, что он даже не звонит, звонила сама каждый день, готовила и носила ему вкусненькое, порывалась прибираться в квартире.

И Алеша сам то выглядел и вел себя как взрослый парень, то как растерянный ребенок. Высокий, с бородкой, но ребенок. Глаза у него тогда становились какими-то детски беззащитными; у Насти иногда такой точно взгляд, когда она сталкивается с чем-нибудь непонятным, но касающимся ее лично, важным для нее. В последнее время это у нее часто было связано с нотной грамотой – уверенно читала ноты, но вот натыкалась на новый знак, и в глазах появлялась растерянность и беззащитность, и она просительно смотрела на Дашу, чтоб помогла.

А у Алеши такие перепады были связаны с работой. Когда появлялось много заказов и вдобавок они оказывались интересными, он обретал вид взрослого, уверенного, независимого человека, а когда заказов не было, сникал, терялся; по нему было ясно, что он не знает, что делать, как быть… И в основе растерянности лежали деньги – точнее, их отсутствие. То же случалось и с папой: когда получал гонорар, то тоже как бы взрослел, больше делал по дому – сменил унитаз, входную дверь, купил письменный стол для Насти, модерновый стеллаж для книг; он больше шутил, вел себя как-то именно как глава семьи. А когда с деньгами становилось туго, как-то съеживался, притихал, старался быть незаметней, как провинившийся…

Как-то раз Алеша всерьез напугал маму. Подарил ей айпад, когда айпады еще даже не продавались в России, а через неделю заявил, что уходит в армию, потому что здесь жить невозможно, устал бороться за существование, чувствует себя в таком обществе лишним. Мама, конечно, стала уговаривать: всё наладится. Предложила помочь найти ему другую работу – у нее есть связи, знакомства; убеждала, что его в армию все равно не возьмут из-за здоровья.

Алеша тогда много говорил про несправедливость, начальство, которое на нем и таких, как он, наживается, еще про многое… Слушая это из-за двери – ее отправили в другую комнату, – Даша, кажется, впервые именно тогда ощутила, что взрослая жизнь – жестокая вещь, и еда, одежда, оплаченные квитанции за квартиру не появляются сами собой. Поняла и испугалась, что сама в эту взрослую жизнь скоро попадет. Пусть через десять лет, но это все равно скоро.

А еще через несколько дней Алеша снова был взрослым, уверенным. Ему дали отличный заказ, заплатили солидный аванс. Он вернул папе какой-то долг, распил с родителями бутылку дорогого вина…

Сейчас Алеша, судя по всему, находился не в лучшем положении. Подарил маме букетик из трех роз, пробормотал поздравление.

– Спасибо, сынок, – поцеловав его в щеку, сказала мама. – Разувайся скорей. Мы тебя заждались.

– Может, пойду… устал…

– Ну посиди хоть немного. Поешь. Салат твой любимый – «Мимоза».

Алеша прошел на кухню, поздоровался с гостями. Мама накладывала еду на тарелку, тетя Лена поглядывала на него с интересом.

– Как, Алексей, дела? – спросил дядя Сева.

– Да так, всё нормально. – Он ответил вроде бы бодро, но эта бодрость была какой-то внешней, только подчеркивающей, что нормально совсем не все.