Чего же ты хочешь?

— Ну, а Булатов ничего о себе не выдумывал. Все о нем выдумали другие. Вот такие, как этот! — Ия постучала пальцем о стол, полагая, что Богородицкий сидел именно за ним. — Нет, с Булатовым вас надо, надо познакомить.

— Избави бог, избави бог! — Липочка даже руками замахала, открещиваясь от подобной возможности. — Этого еще нам не хватало!

— Да, этого вам не хватало и не хватает. Как не хватало и мне.

— Ия, ты очень странно говоришь о Булатове, очень странно. Так, будто ты в него влюблена.

— Ну, а если?… Так что? Запрещается?

— А Феликс? Я тебя зря с ним знакомила?

— Феликс — чудесный человек. Очень приятный, хороший. Но я с ним не смогу.

— Может быть, мне выйти? — сказал Свешников. — У вас начинается профессиональный бабий разговор. Не хотелось бы стать совладетелем ваших тайн.

— А это не тайны, — ответила Ия. — Просто надо иметь элементарную порядочность. Феликс во многом еще мальчишка, хотя уже успел и жениться и разойтись. А я… Я сильно попорчена моей трудной жизнью. Не Булатов, а вот я действительно злая, желчная, нетерпимая.

— Все ты сочиняешь! — сказала Липочка.

— Нет, правда. Я чувствую, что характером сильнее Феликса. И что же это будет? Ужас будет. Это же очень плохо, когда мужчина подчинен женщине.

— Как я, например, — сказал Свешников, ухмыляясь.

— Да, — согласилась Ия. — Но у вас это не потому, что Липа уж очень сильна. А просто потому, что вы, Антонин, еще слабее ее.

— Хорошо, — сказала Липочка. — В твоих рассуждениях есть правда. Мне, например, часто невмоготу решать вопросы жизни в одиночку. Злюсь на Антонина за то, что он все на меня переваливает. Хотелось бы побыть за крепкой мужской спинищей.

— Выходи за Богородицкого, — сказал Свешников. — У него спинища двухметровой ширины.

— Когда в зимней шубе, — ответила Липочка. — А в рубашечке-то он не столь могуч. И не нужна мне его спина. Обойдусь твоей. Но по временам все-таки бывает досадно. Видимо, женщине свойственно искать заслон от житейских невзгод. Когда-то мужчина заслонял ее собой от динозавров…

— Во времена динозавров человека еще не было, — сказал Свешников.

— Хорошо, не от динозавров, так от саблезубых тигров и мамонтов. А теперь…

— А теперь, — подхватила Ия, — мужчина должен защищать и жену и себя от Богородицких.

— Богородицкий что! — сказала Липочка. — А вот от монтеров, от водопроводчиков, от кровельщиков, от всех этих ужасных обдирал, у которых цены менее чем десятка ни на что не существует. Кран не завинчивается — десятка, пробки перегорели — десятка, крыша потекла, залезть на нее взглянуть — десятка. А починять — тут целую охапку десяток гони. Вот от кого надо бы меня защищать. Да, так вернемся к Феликсу. Он, значит, негож. А Булатов гож? Булатов сильнее тебя?

— Липа, в таком тоне мы говорить о нем не будем. Хорошо? — мягко сказала Ия.

— Хорошо. Но у него же, наверно, жена, дети.

— Наверно. Но какое это имеет значение! И вообще это все досужая болтовня. А вот что реальность, так это то, что вас с ним надо будет непременно познакомить. Если он согласится. Он ведь тоже может воскликнуть: «Избави бог!» О Свешникове тоже болтают немало. Булатов — догматик, прямолинеен, а Свешников продался за доллары и всякие иные пиастры. И сочиняют это, вполне возможно, одни и те же сочинители. Между прочим, Липа, ты сказала слово «сталинист». Не могла бы ты мне сообщить, откуда к тебе пришло это слово? Ты слышала его в речах наших руководителей? Ты прочла его в нашей партийной печати? Где ты его подцепила?

— Странно, — удивилась Липочка. — Где, где? Откуда я знаю, где услышала! Очень распространенное слово.

— Так вот, Липочка, ни в одном выступлении, ни в одной статье ты его услышать и прочесть не могла. Его там не было и быть не могло. Лишь в обывательской среде употребляли. Потому что это не наше слово. Его Троцкий придумал, еще до войны, когда боролся против партии, против Сталина. Повторяя это, ты повторяешь Троцкого, Липочка.

— Что ты говоришь! Откуда это тебе известно?

— Переводила кое-что. Рецензию на шикарную книгу о Троцком, вышедшую в Лондоне. Там и нашла.

Когда Ия ушла, Липочка сказала:

— Она говорит много правильного. Нам с тобой надо задуматься, Тоник, над тем, что вокруг нас происходит. Сын чекистов, таких замечательных людей, настоящих большевиков, а о нем распространяют слухи, будто бы он чуть ли не антисоветчик. Что-то мы с тобой делаем такое… Не совсем, наверное, правильное.

— Я не знаю, Липочка. Мне кажется, что ничего неправильного мы не делаем. Портреты этих старых дур?… Ну и что? Сам великий Пикассо на потребу дураков наработал уйму дряни. Раз платят…

— «Раз платят!» Это, Тоник, не доказательство. А мне бы, скажем, хорошо платили за мое тело, ты и тогда так же бы рассуждал: раз платят?

— Как можно сравнивать! — возмутился Свешников.

— А почему нельзя? В данном случае ты тоже торгуешь. Кистью торгуешь, своим искусством, талантом. Тебе разве доставляет удовольствие малевать эти хари?

— Мне доставляет удовольствие то, что я получаю монету и таким образом доставляю тебе удовольствие.