Чехов без глянца

Ушел доктор, среди тишины и духоты ночи со страшным шумом выскочила пробка из недопитой бутылки шампанского... Начало светать, и вместе с пробуждающейся природой раздалось, как первая панихида, нежное, прекрасное пение птиц, и донес­лись звуки органа из ближней церкви. Не было зву­ка людского голоса, не было суеты обыденной жиз­ни, были красота, покой и величие смерти...

Лев Львович Рабенек:

С уходом доктора я уговорил Ольгу Леонардовну выйти и сесть на балкон. Я вынес из комнаты два кресла. Мы сели. Ночь была теплая, приятная. Заря уже сильно занялась, птички начали перекликаться в парке. Надвигался чудный рассвет, затем наступи­ло утро.

Мы сидели молча, потрясенные происшедшим, ино­гда только перебрасывались своими недавними воспоминаниями об Антоне Павловиче. Ольга Лео­нардовна вдруг заметила: «А ведь знаете, Левушка, мы с вами Антону не костюмы, а саваны заказыва­ли». Рано утром пришли доктор с женой, чтобы увезти к себе Ольгу Леонардовну. С трудом удалось настоять, чтобы она покинула комнату покойного. Я обещал ей присмотреть за всем и прийти за ней, когда все будет кончено.

Ольга Леонардовна Книппер-Чехова:

И деньги, и костюм были присланы на другой день после его смерти.

Лев Львович Рабенек:

Примерно около пя т часов вечера я пришел к док­тору за Ольгой Леонардовной, и мы вместе пошли в отель.

Мы вошли в комнату покойного. Вечерний сол­нечный свет едва проникал в нее через спущен­ные на окнах и балконной двери жалюзи. Покойный лежал на постели, уже обложенный цве­тами. со скрещенными руками на груди и с выраже­нием полного покоя на лице.

Григорий Борисович Иоллос. Из письма редактору газеты «Русские ведомости» В. М. Соболевскому. Баден- вейир, з июля 1904 г.:

В виде особой любезности к beriihmter russischer Schriftsteller хозяин отеля согласился оставить те­ло в комнате, но в следующую ночь его тайком, че­рез задние коридоры, вынесли в часовню, где оно останется до отхода поезда в Россию.

Лев Львович Рабенек:

В ночь на 3/16 июля тело Антона Павловича долж­но было быть перенесено из гостиницы в местную

маленькую часовню, причем это должно было про­изойти поздно ночью, когда все в отеле уже спят. Ночной швейцар пришел известить нас с братом, что носильщики пришли. Мы вошли в комнату Ан­тона Павловича. При нас эти люди внесли вместо обычных носилок большую, длинную бельевую корзину. Я помню, как брата и меня этот способ перенесения глубоко оскорбил. Мы безмолвно должны были смотреть, как останки нашего люби­мого русского писателя переносятся в бельевой корзине.