Чехов без глянца

Очень жарко, хоть раздевайся. Не знаю, что и делать. Ольга поехала в Фрейбург заказывать мне фланелевый костюм, здесь в Баденвейлере ни портных, ни сапожников. Для образца она взяла мой костюм, сшитый Дюшаром.

Питаюсь я очень вкусно, но неважно, то и дело расстраиваю желудок. Масла здешнего есть мне нельзя. Очевидно, желудок мой испорчен безнадежно, поправить его едва ли возможно чем-нибудь, кроме поста, т. е. не есть ничего — и баста. А от одышки единственное лекарство — это не двигаться.

Ни одной прилично одетой немки, безвкусица, наводящая уныние.

Лев Львович Рабенек:

Вернулись домой мы около шести часов вечера и застали Антона Павловича мирно прогуливавшимся в обществе: моего брата по саду нашего отеля. В саду сидела большая компания немцев, очень шумных, потных, пьющих бесконечное количество пива. Антон Павлович, увидев нас возвращающимися веселыми и радостными, взглянул на меня через свое пенсне и сказал: «Вы, поди, весь день за моей женой ухаживали», чем поверг меня в большое смущение. А затем, не дожидаясь моего ответа, обратился к Ольге Леонардовне: «А мне, дуся, все время казалось, что эти немцы в конце концов меня поколотят».

Ольга Леонардовна Книппер-Чехова:

Он остался очень доволен, когда узнал, что костюм будет готов через три дня.

Началась жара, начались грозы. На следующее утро Антон Павлович, идя но коридору, сильно задыхался. Придя в комнату, затревожился, просил переменить эту комнату, окнами на север, и часа через два мы устраивались уже в новой комнате — в верхнем этаже, с прекрасным видом на горы и леса.

Антон Павлович лег в постель, попросил меня написать в Берлин, в банк, о высылке остававшихся там денег. Когда я села за письмо, он вдруг сказал:

— Напиши, чтобы прислали деньги на твое имя… Мне это показалось странным — я засмеялась и ответила, что не люблю возиться с денежными делами — и это Антон Павлович знал, — пусть будет все по-прежнему. В банк я написала, чтобы деньги выслали на имя «Anton Tschechoff».

Когда же я стала разбирать вещи и приводить в порядок комнату, Антон Павлович вдруг спросил:

— А что, ты испугалась?

Возможно, что моя торопливость заставила его так думать.

Лев Львович Рабенек:

Помню радость Антона Павловича, когда я пришел к нему в эту новую комнату. Он сразу как-то успокоился и повеселел.

Отто Брингер, владелец гостиницы «Зоммер» в Баденвейлере. Из письма Фидлеру, 13 июля 1904 г.:

В немецких газетах встречается ошибочное утверждение, будто господин Чехов выезжал на прогулку. Господин Чехов все время оставался дома и выходил из комнаты только для того, чтобы поесть, пользуясь при этом лифтом. По прибытии сюда он в самые первые дни был очень тих и немногословен; однако вскоре под целительным воздействием воздуха он, казалось, значительно ожил, и даже лицо его стало выразительней.

Григорий Борисович Иоллос.Из письма В. М. Соболевскому. Баденвейлер, 3(16) июля 1904 г.:

А.П. производил впечатление серьезного больного, но никто не думал, что конец так близок. Д-р Шверер (Schwörer), превосходно относившийся к пациенту, на мой вопрос, была ли кончина для него неожиданной, ответил утвердительно: до наступления кризиса в ночь с четверга на пятницу он думал, что жизнь может еще продлиться несколько месяцев, и даже после ужасного припадка во вторник состояние сердца еще не внушало больших опасений, потому что после впрыскивания морфия и вдыхания кислорода пульс стал хорош, и больной спокойно заснул.

Ольга Леонардовна Книппер-Чехова.Из письма М. П. Чеховой. Баденвейлер, 30 июня (13 июля) 1904 г.:

Вчера он так задыхался, что и не знала, что делать, поскакала за доктором. Он говорит, что вследствие такого скверного состояния легких сердце работает вдвое, а сердце вообще у него не крепкое. Дал вдыхать кислород, принимать камфару, есть капли, все время лед на сердце. Ночью дремал сидя, я ему устроила гору из подушек, потом два раза впрыснула морфий, и он хорошо уснул лежа.

Ольга Леонардовна Книппер-Чехова: