Чехов без глянца

В тот самый момент, когда я ставил на стол бокал, повернувшись спиной к Антону Павловичу, послышался какой-то странный звук, исходящий из его горла, что-то похожее, что происходит в водяном кране, когда в него попадает воздух, — заклокотало что-то. Когда я повернулся, то увидел, что Антон Павлович, поддерживаемый Ольгой Леонардовной, перелег на бок и тихонько опускается на свои подушки. Мне показалось, что ему захотелось прилечь после тяжелого приступа дыхания. В комнате было тихо, никто не говорил, а притененный свет лампы придавал обстановке жуткое впечатление. Доктор не отходил от Антона Павловича и молча держал его за руку. Мне не приходило в голову, что он следит все время за пульсом. Прошло несколько минут полного молчания, и мне казалось (я был так далек от мысли возможной смерти Чехова), что теперь все, слава Богу, успокоилось и пережитые волнения уже являются делом прошлого.

Григорий Борисович Иоллос.Из письма В. М. Соболевскому. Баденвейлер. 5 июля 1904 г.:

Последние его слова были: «Умираю», и потом еще тише, по-немецки, к доктору: «Ich sterbe»… Пульс становился все тише… Умирающий сидел в постели, согнувшись и подпертый подушками, потом вдруг склонился на бок, — и без вздоха, без видимого внешнего знака, жизнь остановилась. Необыкновенно довольное, почти счастливое выражение появилось на сразу помолодевшем лице.

Лев Львович Рабенек:

В это время доктор тихо опустил руку Антона Павловича, отошел от него, приблизился ко мне (я стоял в ногах кровати), отвел меня в глубь комнаты и вполголоса сказал:

— Alles ist zu Ende, Herr Tschechoff ist gestorben, wollen Sie bitte das der Frau Tschechoff mitteilen![25]

Я был поражен и мог только вымолвить:

— Ist das wahr Herr Doktor?

— Leider. Ja![26] — ответил он, сам, видимо, превозмогая свое волнение и глубоко переживая происшедшее.

Весь наш этот разговор велся полушепотом. Ольга Леонардовна не обращала на нас внимания и продолжала лежать поперек своей кровати, все еще поддерживая Антона Павловича, не догадываясь, что все уже кончено. Я тихонько подошел к ней, тронул ее за плечо и сделал знак, чтобы она поднялась. Она осторожно освободила свои руки из-под спины Антона Павловича, поднялась и подошла ко мне. Я, с трудом удерживая свои внутренние переживания, полушепотом сказал ей: «Ольга Леонардовна, голубушка моя, доктор сказал, что Антон Павлович скончался»…

Бедная Ольга Леонардовна в первую минуту как бы окаменела, таким страшным и неожиданным оказался удар, а затем в каком-то исступлении набросилась на доктора, схватила его за воротник пиджака, начала его грясти что есть сил и сквозь слезы повторяла по-немецки:

— Doktor es ist nicht wahr, sagen Sie doch Doktor, dass ist nicht wahr![27]

С большим трудом нам с доктором удалось мало-помалу ее успокоить и привести в себя. Доктор оставался еще какое-то время в комнате, затем, ухода и сознавая, как Ольга Леонардовна тяжко принимает смерть своего мужа, просил меня убрать со стола все острые вещи, наподобие ножей, и не оставлять ее одну, а побыть с ней вместе до утра. Рано утром он обещал вернуться со своей женой и увезти Ольгу Леонардовну к себе домой, пока покойник не будет вымыт и одет.

Григорий Борисович Иоллос.Из письма редактору газеты «Русские ведомости» В. М. Соболевскому. Баденвейлер, 3 июля 1904 г.:

Сквозь широко раскрытое окно веяло свежестью и запахом сена, над лесом показывалась заря. Кругом ни звука — маленький курорт спал; врач ушел, в доме стояла мертвая тишина; только пение птиц доносилось в комнату, где, склонившись на бок, отдыхал от трудов замечательный человек и работник, склонившись на плечо женщины, которая покрывала его слезами и поцелуями.

Ольга Леонардовна Книппер-Чехова:

И страшную тишину ночи нарушала только как вихрь ворвавшаяся огромных размеров черная ночная бабочка, которая мучительно билась о горящие электрические лампочки и металась по комнате.

Лев Львович Рабенек:

Влетевшую большую черную ночную бабочку помню очень ясно, только сейчас не смогу сказать, влетела ли она в комнату до смерти Антона Павловича или сейчас же после его кончины.

Ольга Леонардовна Книппер-Чехова:

Ушел доктор, среди тишины и духоты ночи со страшным шумом выскочила пробка из недопитой бутылки шампанского… Начало светать, и вместе с пробуждающейся природой раздалось, как первая панихида, нежное, прекрасное пение птиц, и донеслись звуки органа из ближней церкви. Не было звука людского голоса, не было суеты обыденной жизни, были красота, покой и величие смерти…

Лев Львович Рабенек: