Чехов и евреи. По дневникам, переписке и воспоминаниям современников

Как можно интерпретировать отношения между Чеховым и Эфрос? Явно она была очень привлекательна и несомненно бурно темпераментна, своевольна и независима — судя по поведению ее в приступе досады, описанном Чеховым, по частым ссорам и потому что она разошлась с Чеховым, то есть поступила так, как он не прочь был в последствии сам с ней поступить. ‹…› мы так и не знаем, было ли требование Чехова креститься[204] основной причиной разрыва или имелись и другие Ясно одно: она была неудобная невеста, отсюда и неполная готовность и неполная любовь.

‹…›

В тогдашних письмах Чехова на еще один потенциальный источник конфликта указывает сама двусмысленность чеховского тона: с одной стороны — как бы любование Дуниными экзотическими бурными выходками, с другой — агрессивные интонации. Сама его угроза развестись через год звучит не только как естественная кара за строптивость, но и одновременно как месть за еврейскую заносчивость; антисемитские словечки сопровождаются взрывами классового чувства: «богатая жидовочка». С самого начала налицо конфликт двух воль, сопровождаемый с его стороны классово-национальной недоброжелательностью; но все это на фоне сильнейшего притяжения, как в том письме, что кончается словом «fnis» [ТОЛСТАЯ Е. (II). С. 21–22].

Вот несколько фрагментов из писем Чехова на эту тему к его тогдашнему приятелю литератору, работнику редакции петербургского журнала «Осколки» Виктору Билибину, где освещается эта тема:

Вчера, провожая домой одну барышню, сделал ей предложение… Хочу из огня да в полымя. Благословите жениться. (18 января 1886 г., Москва).

Теперь о невесте и Гименее… Боюсь сказать лишнее, т. е. чепуху. Когда я говорю о женщинах, которые мне нравятся, то обыкновенно затягиваю беседу nec plus ultra[205], до геркулесовых столбов — черта, оставшаяся у меня еще со времен гимназии. Невесту Вашу поблагодарите за память и внимание и скажите ей, что женитьба моя, вероятно, — увы и ах! Цензура не пропускает… Моя она — еврейка. Хватит мужества у богатой жидовочки принять православие с его последствиями — ладно, не хватит — и не нужно… И к тому же мы уже поссорились… Завтра помиримся. но через неделю опять поссоримся. С досады, что ей мешает религия, она ломает у меня на столе карандаши и фотографии — это характерно… Злючка страшная… Что я с ней разведусь через один-два года после свадьбы — это несомненно… но… fnis[206] (1 февраля 1886 г., Москва).

Надо мной сейчас играет свадебная музыка… Какие-то ослы женятся и стучат ногами, как лошади… Не дадут мне спать…

О моей женитьбе пока еще ничего неизвестно… (14 февраля 1886 г., Москва).

Я еще не женат. С невестой разошелся окончательно. То есть она со мной разошлась. Но я револьвера еще не купил и дневника не пишу. Всё на свете превратно, коловратно, приблизительно и относительно (28 февраля 1886 г., Москва).

В марте 1887 года матримониальные отношения между Чеховым и Дуней Эфрос были окончательно порваны:

С невестой разошелся до nec plus ultra. Вчера виделся с ней ‹…› пожаловался ей на безденежье, а она рассказала, что ее брат-жидок нарисовал трехрублевку так идеально, что иллюзия получилась полная: горничная подняла и положила в карман. Вот и все. Больше я Вам не буду о ней писать (11 марта 1886, Москва) [ЧПСП. Т.1. С. 182–185, 189–191, 195–197, 203–206, 212–214].

В апреле 1886 г. Чехов едет в Петербург, где лично знакомится с «хорошим, честным человеком» — А. Сувориным и с редакцией «Нового времени». Но и в своих восторженных письмах из Петербурга он не забывает о Дуне:

«Будет еще письмо Дунечке, Сирусичке и прочим моим слабительным слабостям» (М. Чеховой, 25 апреля 1886 г.);

«Хотя у Эфрос и длинный нос, тем не менее остаюсь с почтением… Я купил Эфрос шоколаду» (М. Чеховой, 6 мая 1886 г.).

Вскоре после возвращения Чехова в Москву Дуня Эфрос уехала «на воды» — в Ессентуки и в Железноводск, после чего следует ее обмен письмами с Чеховым. Первой написала она:

«Многоуважаемый Антон Павлович. Вас, может быть, удивит мое письмо, но я не могу найти другого способа узнать о вас всех, что делается у вас, как живете. Три письма я отправила Вашей сестре и ни одного ответа. Чему это приписать, решительно не знаю. Не заставите ли Вы ее написать мне, или, может быть, сами не поленитесь написать мне…» (Е. Эфрос — Чехову, 15 июня 1886 г.).

Чехов «не поленился», но его письмо не сохранилось, однако из ответа Дуни можно представить, о чем в нем шла речь: