В середине декабря Чехов зазывал в Ниццу Хотяинцеву, которая в это время обучалась у французских мастеров живописи: «Продолжает ли Париж нравиться Вам, или Вы уже соскучились и Вас тянет на снег? Ведь мы с Вами, как лайки, без снега чувствуем себя не совсем ладно. <…> Приезжайте, побродим вместе, поездим, а главное потолкуем о том о сем, вспомним старину глубокую. <…> Поминайте меня в своих святых молитвах. Мне скучновато. Дамы, живущие в Pens[ion] Russe, обедающие со мной ежедневно, — это такие идолищи, что просто хоть караул кричи».
Хотяинцева собралась на русское Рождество. Чехов договорился о комнате во флигеле. Теперь он был не одинок за обеденным столом. Более того, привлекал внимание. Рядом с богатыми дамами эта симпатичная, очень естественная, остроумная девушка в скромном платье казалась белой вороной. К тому же она, ученица Репина, смотрела на обитателей пансиона взглядом художницы. Они это замечали и еще больше сплетничали.
Хотяинцева шокировала тонных дам тем, что свободно, одна, заходила в комнату Чехова. Они беседовали часами. В первые дни ее пребывания в Ницце лил дождь. Во время бесед Александра Александровна рисовала карикатуры. В хорошую погоду они гуляли по набережной. Ницца показалась ей похожей на Ялту, только побогаче и покрасивее.
В письмах Марии Павловне она описала Монте-Карло, куда Чехов повез ее посмотреть рулетку и игроков: «Вся дорога от Ниццы (поезд идет ½ часа) очаровательная, по берегу моря. Красивые виллы, апельсиновые сады, розы, всё это под чудным теплым солнцем, точно у нас в мае. Конечно, только это все чужое, „ненастоящее“, а точно оперная декорация или олеография».
В казино они не играли, а наблюдали: «Столов много, и везде толпа сидит и стоит, едва проберешься посмотреть. <…> Залы очень красивые, немного темноватые, свет сверху и всё наполнено звуком денег — разговоров, кроме ставок и возгласов крупье, никаких».
В Монте-Карло звук денег, а в Ницце, по словам Хотяинцевой, «запах денег»: «На Promenade des Anglais гуляет расфранченная толпа богатых, праздных людей. Они даже поворачиваются спиной к морю и рассматривают катающихся. Масса роскошных экипажей, велосипедистов и разных фасонов автомобилей. Вообще в Ницце пахнет миллионами».
31 декабря (старого стиля) Чехов и его гостья днем побывали в Монте-Карло, а вечером встречали Новый год. К ним присоединился доктор Вальтер. В 10 часов, как рассказала Хотяинцева в письме, «поздравили друга друга <…> в России теперь 12 часов, и разошлись спать. <…> Во сне сегодня мы будем видеть большие монеты в 100 франков, на которые нагляделись сегодня <…> на рулетке».
В первом письме нового, 1898 года Чехов упомянул цветы, присланные ему накануне из Канн каким-то русским семейством. Он оставил букет, хотя обыкновенно отдавал кому-нибудь, так как сильные запахи усиливали кашель. Но здешние цветы очаровывали нежным ароматом. Хозяин виллы по соседству с домом Ковалевского в Болье разводил фиалки, и гости Максима Максимовича запомнили на всю жизнь необыкновенный запах. В декабре Чехов послал из Ниццы в Мелихово букет, к именинам матери. Но цветы доставили в сломанной коробке, замерзшими. Домашние сочли такой подарок блажью, а он волновался, успело ли поздравление к сроку. Чуть позже хотел послать букет Софье Владимировне, но, узнав об Участи первого букета, раздумал.
Хотяинцевой тоже нравились здешние цветы. Она задержалась в Ницце, много работала. И рассказывала Марии Павловне в письмах: «Антон Павлович работает по утрам, потом мы ходим на почту и гуляем по набережной. За завтраком и за обедом сидим на неудачном конце стола — приходится слушать глупые разговоры самых противных здешних дам. <…> Я дразню Ант[она] П[авловича], что его здесь не признают — эти дуры не имеют о нем понятия действительно. <…> Ант[ону] П[авловичу] я, должно быть, здорово надоела, хотя он выносит меня довольно терпеливо. <…> Рисую акварелью несколько пейзажей, теперь стряпаю два жанра — рынок цветов и рулетку. Утром хожу на рынок и делаю наброски карандашом. Очень красиво, такая масса цветов. <…> За завтраком те же дамы и те же разговоры: рулетка, туалеты, критика еды. Потом А[нтон] П[авлович] работает и глотает газеты, я иду куда-ни-будь рисовать, одно время полюбила порт, там красивые яхты и пароходы. <…> А[нтон] П[авлович] жалуется, что такой анафемски добродетельной жизни никогда не вел».
Хотяинцева нарисовала карикатуру на хозяйку пансиона, которая под благовидным предлогом являлась посмотреть, чем заняты господин Чехов и эта странная русская девушка. Такая чудаковатая, в одном и том же платье, всё время рисующая. Чехов одновременно восхищался Хотяинцевой, но и недоумевал: «<…> она, как вообще женщины, лишена того хорошего любопытства, которое так двигает мужчин, и на нее ничто не производит впечатления». В данном случае он, скорее всего, ошибался. И Ницца, и рулетка, и курортные нравы заинтересовали Хотяинцеву. Она даже съездила в Монте-Карло одна, что-то выиграла в рулетку, тут же спустила, потом шутила над собой.