– Прикрой! – Михаил поднялся, двинулся вдоль кустарника, держа пистолет в вытянутой руке. Желчь теснилась у горла. Их снова со всего размаха, нагло и цинично вмазали в дерьмо! На дороге не было никого, под кустами тоже. Он ускорил движение, выбрался на обочину, перемахнул на пыльную проезжую часть. Остановился в том месте, где валялись отстрелянные гильзы, завертелся. Где-то далеко трещали сучья – стрелок уходил по зарослям. Михаил бросился к кустам, куда-то полез, напарываясь на сучки. Ругался как сапожник. Поздно махать кулаками. До драки надо было махать и головой думать! Он выпустил в сторону затухающего звука несколько пуль, прислушался. Валежник продолжал хрустеть, звуки затихали. Чертыхаясь, он припустил к машине, холодея от страшных предчувствий. Матвей выволакивал из салона подстреленного Николая, тот выл, ругался последними словами. Пуля прострелила плечо капитана, вся правая половина туловища была красной. Михаил помог его вытащить, устроить на траве.
– Вы чего такой радостный, Михаил Андреевич? – недоумевал Матвей. – Товарища подстрелили, а вы…
– Дурак ты, Матвей. Я был уверен, что Николая убили. Аж от сердца отлегло. Плотный огонь, почти в упор, да от сидящих сзади места живого не должно было остаться. А у Николая только плечо. В рубашке родился этот парень…
– Да какая на хрен рубашка… – простонал капитан. – Я ему на хрен не нужен был. Он видел, что Гущин справа, его и старался нашпиговать… Да ладно, мужики, не умру, но вы там отомстите за меня…
– Матвей, наложи жгут, – приказал Кольцов. – Умеешь это делать? Да быстрее. Надо рану перевязать – хоть как-то. В багажнике аптечка, сейчас принесу…
Он помчался в обход машины, выхватил аптечку, сунул Ивашову, снова обогнул автомобиль, распахнул дверцу. Все было ясно. Дмитрия буквально изрешетили пулями, не оставив целого места. Выходные отверстия зияли в голове, от лица ничего не осталось. Повсюду – кровь. «Почему так происходит? – мелькнула мысль. – Что мы упускаем? Почему преступники на шаг впереди и даже малейшим успехом не дают воспользоваться? Какого хрена мы тут угрохали весь день, пожертвовали вертолетом, погиб боец, получили ранения его товарищи, неоднократно рисковали жизнью – и ради чего? Чтобы любоваться охладевающим трупом?» Площадная матерщина просто лезла из горла. Какая уж тут холодная голова и трезвый разум! Он втиснулся на переднее пассажирское сиденье, активировал систему «Алтай», подключенную к автомобильному аккумулятору. Слава богу, телефон не пострадал, все пули прошли выше! Дежурный по отделению отозвался сразу. «”Скорую помощь” на тридцатый километр! Немедленно! Ранен сотрудник! Поднять в ружье все силы, перекрыть дороги, прочесать весь квадрат! Несколько человек – в гостиницу “Аквамарин”, временно никого не выпускать, особенно гражданку Гущину!» Он прекрасно понимал, что все эти меры запоздали, но был вынужден действовать по инструкции. А гражданка Гущина могла оказаться тем самым автоматчиком…
Косых проваливался в «дремоту». Его теребили, приказывали не спать. Совместными усилиями разрезали одежду, обработали спиртом рану, туго замотали. Кровотечение худо-бедно остановили. Николай пришел в себя и первым делом начал браниться. Что за Чикаго?! Почему не предусмотрели?! Через месяц отпуск, как он поедет с простреленной рукой?! Раненого погрузили в подъехавшую машину, Кольцов успокаивал товарища: все будет хорошо, до свадьбы заживет (какая там у него намечается – оловянная?). И в отпуск свой успеет – хотя зачем ему ехать в отпуск, если он и так в Крыму?
Разборки в Балаклаве были тягостные и откровенно бесили. Полковник Науменко метал громы и молнии и уже не испытывал былого пиетета к московским товарищам. Все чаще возникал злополучный вопрос: почему не предусмотрели? Каким, интересно, образом это можно было предусмотреть?! Фразы «Вас бы туда» или «Кто не работает, тот не ошибается» вызывали только ярость. Все были на нервах, и в первую очередь сам Кольцов. Прочесывание местности ничего не дало, кроме дополнительной неразберихи, связанной с перекрытием дорог. Николая прооперировали – извлекли пулю, зашили. В ближайшие недели он вряд ли мог продолжить работу. «Выкручивайтесь сами, товарищ майор, – сварливо заявил Науменко. – Вы слишком расточительно расходуете личный состав. Больше людей у меня нет».