Чекистский невод

– А это я ее угробил?

– А, ладно, забирайте последнее, – махнул рукой Матвей. – Тот уазик, на котором мы сегодня кондыляли. Стоит у входа, ключ под щитком. Бензин добывайте сами. Но если завтра вас увидит на машине Науменко – я вам ничего не разрешал.

– Заметано, – ухмыльнулся Кольцов.

Старый УАЗ‑469 был словно мустанг – вроде и объезженный, а непонятно, куда поскачет. Люфт у рулевого колеса был чудовищный. Машина долго думала, прежде чем выполнить команду. Но до больницы довезла. Дежурила та же медсестра, в чью смену убили Ольгу Никанорову. Она усердно делала вид, что не узнает посетителя, ковырялась в бумагах, гремела градусниками в ящике стола. Поговорить с больным не удалось, Косых спал – долго выходил из наркоза. «Операция прошла успешно, – сообщил дежурный врач. – Пуля повредила артерию, порвала мышцы. Со временем функции руки восстановятся, но болезненные ощущения в плече останутся на долгие годы, если не навсегда. Но Николай определенно родился в рубашке». Кольцов помялся у палаты, окинул строгим взглядом съежившуюся медсестру и отправился дальше укрощать своего мустанга.

Он даже не стучал – жалобно скребся в дверь, переминался на коврике. Время было позднее, но из-под двери просачивался свет. Полина открыла – какая-то серая, сникшая, смотрела на него тусклыми глазами.

– Еще что-то, Михаил Андреевич? – спросила она. – Не все вопросы задали? Вскрылись новые обстоятельства, позволяющие обвинить меня в страшном преступлении?

– Не обижайся, – буркнул он. – Черт дернул. День был ужасный, трясло всего, вот и наговорил. Не хочу, чтобы ты обижалась… Я войду?

Дальше прихожей его не пустили, он стоял и мялся, как бедный родственник, под испепеляющим взглядом молодой женщины. Потянулся было, чтобы обнять, – Полина решительно отступила.

– Нет уж, Михаил Андреевич, любите кататься, любите и саночки возить. То, что вы сделали… это просто ни в какие ворота.

– Полина, прости, – взмолился он. – Не могу тебе обо всем рассказать, но ситуация плачевная. Нас обводят вокруг пальца, мы не поспеваем за событиями, гибнут люди… Нервы на пределе, уже готов на все. Прошедший день… это просто последний гвоздь в крышку гроба. И вдруг узнаю – все это время преступники были рядом, жили этажом выше, я даже выпивал с ними, болтал за жизнь… Сейчас понимаю, что неправильно себя вел, нашел козла отпущения, посторонних привел… Нужно было просто с тобой поговорить – доверительно, мягко, предварительно во всем признавшись. А я такого вывалил… Ну, что ты хочешь от гэбэшника? – пошутил он неуклюже.

Шутка не прокатила.

– Значит, вы плохо выполняете свои обязанности. А потом свою злость отыгрываете на других. – Полина говорила сухо, без эмоций. – Дело даже не в том, что ты врал про свою работу, что на самом деле являешься сотрудником КГБ. Я не дура, понимаю – в жизни всякое случается, у вас секретность, а люди вы, в общем-то, такие же. Но какой ты был сегодня ночью, какой ты был вчера ночью – и каким вы предстали несколько часов назад, Михаил Андреевич… Это разные люди, и сегодня вы показали свое настоящее лицо. Боюсь, с таким лицом я не хочу иметь ничего общего. Вы были готовы обвинить меня – и имей хоть какие-то основания, сделали бы это, не задумываясь и с радостью. Признайтесь, что это так. А на каком, позвольте, основании вы ко мне прицепились? На том, что я познакомилась с этими людьми на день раньше вас? Это были обычные милые соседи, у вас сложилось такое же мнение…

– И я прошу прощения за свое поведение, – мрачно пробормотал Кольцов.

– Хорошо, прощаю, – кивнула Полина. – И на этом предлагаю завершить наше знакомство. Спокойной ночи, Михаил Андреевич.

Все в ней выражало непоколебимость. Видимо, долго думала. Просить и умолять было не в характере майора.

– Спокойной ночи, Полина Викторовна, поверьте, мне очень жаль… – Он помялся на пороге. – Вы в чем-то правы. Имей я основания вас арестовать – я бы вас арестовал, как и любого другого. Но, увы, без радости.

Он учтиво поклонился и вышел, не глядя ей в глаза. Ввалился в свой номер, заперся, стал мыкаться из угла в угол. Разделся, плюхнулся в кровать. За стенкой поскрипывали половицы, потом скрипнула кровать. Он лежал, напряженно слушал. Грусть-тоска навалилась, и еще червячок какой-то, казалось, проедал дыру в головном мозге. Наверное, совесть, но он точно не был уверен…

Глава седьмая