Чекисты

– Надежды вьюношей питают. А нам уже за сорок… Смотри, Алымова уже сожрали. Теперь возьмут кого-нибудь из обкома – для красоты картины. А настоящая контрреволюционная организация живет, здравствует и готовится к активным действиям. И главные их фигуры на доске.

– Это да. «Картель», – кивнул я. – Кто-то из руководства завода на него работает. Инженер об этом говорит прямо.

– Да знаю я, кого «Картель» завербовал. Это заместитель директора по общим вопросам Иван Зорин.

– С чего такая уверенность?

– Ясно же все, как божий день. Ни главный инженер, ни директор состоять в «Картеле» не могут по простой причине. Вспомни схему подрыва.

– Ну.

– Твой Инженер для террористов ее чертил. А участвуй в этом деле Алымов или Кокошин – они бы сами с закрытыми глазами схему еще красивее нарисовали. Потому что завод лучше родного сортира знают. А Зорин ни шиша не знает, кроме трибунного трепа о задачах индустриализации. Вот и воспользовались профессиональными познаниями Инженера.

– Есть логика. Не удивлюсь, если выяснится, что Зорин еще и помогал изобличить Алымова и Кокошина.

– Помогал, – кивнул Фадей. – Притом активно. И глянь, после всей этой комедии с арестами он становится исполняющим обязанности директора. И, скорее всего, будет Москвой утвержден в должности руководителя.

– Только пока это все слова.

– Пока ты за партой прохлаждался, я подсуетился. Осторожненько его под колпак взял. И кое-что надыбал.

– Не томи, Фадей.

– Вчера Зорин был в обувной мастерской. У связного. А это другой конец города, хотя около его дома полно обувных лавок. Да и не тот он человек, чтобы лично по хозяйству напрягаться – для этого у него прислуга есть.

– Ну, вот и срослось! – я испытал упругий удар привычного восторга оттого, что связываются концы, которые раньше никак не вязались. – Только работать нам не дадут. Пока не будет вестей из Москвы, мы скованы. А там меня или арестуют, или возвысят.

– Будем надеяться, что возвысят… Ждать недолго…

Глава 13

Ранним утром, предварительно отбив телеграмму, к нам прибыла оперативная группа из Ленинграда. Ранее в рамках нашего совместного плана оперативных мероприятий в городе на Неве с поличным взяли шайку фальшивомонетчиков. Теперь ленинградцы приехали за нашими участниками группы.

Я доложил Гаевскому о совместном плане мероприятий. Тот кивал и смотрел куда-то мимо меня. Было ощущение, что его мысли витают далеко. Под конец он кивнул:

– Конечно, Ермолай Платонович. Работайте. Оказывайте содействие. Дело государственное. Дело необходимое.

Он нервно побарабанил пальцами по столу. Что бы это значило?

Я с группой лично отправился на задержание старика-гравера. Наши машины остановились у маленького бревенчатого домика за городской чертой. Ну что, встречайте гостей.

Гравер – тщедушный, затрапезно одетый дедок, в ужас и отчаянье при нашем появлении не впал. Только со вздохом произнес:

– Давно вас жду.

И стал безмятежно наблюдать, как мы обыскиваем его скромную каморку. Помогать он нам не собирался.

Сначала мы ничего не обнаружили. Пока не начали простукивать полы. И вот наткнулись на целые катакомбы под домом. А там и образцы продукции, и инструменты.

– Только не смотрите на меня укоризненно, как на некультурного вора, – неожиданно с одесским говорком выдал дед. – Я таки художник. И творил казначейские билеты еще при Николае Втором. С вдохновением творил. И покажите мне того, кто скажет, что я делал это плохо!

– Да уж, вы знатный мастер, – хмыкнул оперуполномоченный ЭКО Саша Александров.

– И ваши облигации я рисовал из любви к искусству. А деньги – это наносное. Для художника они пыль.

– Нанесло немало, – сказал ленинградский сотрудник, выуживая из тайника чемодан с советскими деньгами и царскими золотыми червонцами.

Старик только пожал плечами и заученно отчеканил:

– Прошу отметить, что преступление носило корыстный характер. Цели подрыва финансовой основы страны не имел.

Дед вызывал определенную симпатию. Судя по бедности обстановки, он был или жаден, или действительно не склонен к роскоши и праздности. Зато все инструменты были очень дорогие и содержались в идеальном порядке. Похоже, он один из немногих людей, которым деньги интересны не с практической, а с эстетической точки зрения. Художник! Только в Третьяковку его казначейские билеты не возьмут. В лучшем случае – в музей криминалистики.

Вот только дай таким художникам волю, они подорвут финансовую систему страны. И будем, как в революцию, миллионами расплачиваться.

– Теперь куда? – спросил дедок, когда мы закончили с обыском.

– У нас несколько дней посидите. А потом в Ленинград.

– В монетный двор? – хмыкнул гравер.

– Пока в НКВД.

– Тоже сурьезная организация.

Он встал и прихватил лежавшую в буфете котомку, где были самые необходимые вещи для пребывания в заключении. Пояснил:

– Уж лет сорок всегда под рукой котомку со всем необходимым держу.

– Это как у нас тревожный чемодан на случай войны, – хмыкнул Александров.

– Так у настоящего художника жизнь такая непредсказуемая. Вся наша жизнь – война…

Глава 14