Чекисты

– Этих самых. Кто коммунизм на земле творил, пока бред не появился о построении социализма в отдельно взятой стране. Вы с вашим горцем не понимаете очевидного. Революция просто не может победить в одной стране. Такую страну капитализм сомнет военным, политическим, любым другим путем. Или она сама утонет в болоте бюрократизма и мелкой буржуазии. Мы рождены, чтобы взорвать и смести старый мир, а не копаться в земле и не строить бетонные коробки под заводы. Накормить, обуть одеть народ, показать, какие коммунисты добрые. Тьфу. Мелко. Мировой пожар – это наше. Террор и кровь! Кровь и террор! Только так мы достигнем чего-то! А не копошение с тракторами и автозаводами в отсталой стране с рабским народом, которому все равно – что белому, что красному царю служить.

– Мы против Белой армии бились за этот народ!

– За народ?.. Как бывший агроном говорю. Есть сеятели. Те, кто вершат историю. А есть удобрения.

– То есть народ для тебя навоз?

– Именно так.

Фанатик. Искренний фанатик. Я вспомнил моего друга психиатра Гену Рожкина. Вот бы он обрадовался такому пациенту. Кристально-чистая безумная одержимость. Это какую убежденность и волю нужно иметь, чтобы из года в год таить в себе такую бурю чувств!

Зато теперь все встало на свои места. И у меня на душе стало ровно.

– Вы, сталинисты, рано успокоились, – не мог угомониться Гаевский. – Троцкий со сподвижниками вернется. И возьмет за горло эту страну.

– И погубит ее.

– Невелика цена.

– Что-то ты разоткровенничался, прихвостень троцкистский. Не боишься?

– Кого? Врага народа, на которого уже сшито дело?

– Это тебе Бай велел? Что, не помнишь такого?

Гаевский в ответ резанул меня острым, как клинок, взглядом. Ну что же, я узнал что хотел – Гаевский в курсе про Бая. Значит, в «Картеле» мой начальник ключевая фигура, а не завербованный агент.

– Но ты не Бай, – расслабился я, улыбнувшись – Не тянешь.

– Эх, ловкий ты все же, как мартышка. И такой же цепкий. Жалко, не на той стороне. И уже покойник. – Гаевский щелкнул пальцами, подавая знак.

Грац, оторвавшись от стенки, шагнул вперед. И вот он уже за моей спиной.

– Встать! – ткнул он меня в шею пистолетом.

И улыбался при этом. Нет, я его улыбки не видел. Я просто знал – эта тварь улыбается. Чувствовал волны самодовольства и ликования, исходящие от него.

Я послушно встал и приподнял руки. Как и ожидал, Гаевский в театральном порыве разразился прощальной речью:

– Слишком много у тебя связей в Москве. Слишком тебя защищают. И в камере ты языком успеешь натрещать немало лишнего. Так что погиб при задержании. И все. Давай, Фимочка. Пора.

Им нужно, чтобы я стоял во весь рост, чтобы у криминалистов не возникло вопросов по механизму ранения. Вот я и стою. И сейчас грянет выстрел…

Их подвело то, что они давно забыли, как выглядит настоящая драка. Все больше по штабам, продотрядам да чрезвычайным комиссиям околачивались. А не по тылам германца, не по позициям белогвардейцев пластуном-разведчиком, как я.

Эх, такому только война научит, а не инструкторы. Любой опытный боец знает, что нельзя тыкать стволом пистолета в спину противника.

Простой же фокус. Резко поворачиваешь тело, одновременно подбивая руку стрелка с пистолетом. Проверено – тренированный боец всегда поворачивается раньше, чем гремит выстрел.

Только бы не сплоховать на нервах.

Я пришел в движение. Разворот. Хлесткий удар по запястью.

Грац даже выстрелить не успел. «ТТ» вылетел из руки. Я провел подсечку, ударил ладонью негодяя по голове, лишая сознания.

Не зевать. У меня еще один противник. Он уже извлек вороненый браунинг и стал приподниматься с кресла, направляя на меня ствол.

Я перегнулся через стол и по инерции, со всей силы, шарахнул Гаевскому тыльной стороной ладони в грудь. Прямо под сердце.

Он только хрюкнул и рухнул как подкошенный. Готов. Можно о нем пока не думать.

Я подобрал браунинг и «ТТ». Пнул ногой лежащего на полу Граца:

– Вставай! А то смерть свою проспишь.

Тот замычал. Начал приподниматься, постанывая. С трудом встал, покачиваясь. И очумело уставился на Гаевского, который будто отдыхал, сидя в кресле за столом и уронив голову на грудь. Судорога прошла по телу начальника. Все, он безнадежно мертв.

Я знал, что убиваю его. Отработанный, мощный удар, определенный угол, концентрация. И сердце останавливается. Моментальная смерть. И легкая – хотя эта тварь заслужила большего.

Ладно. Продолжим. Главное, чтобы сюда не заявился кто-нибудь ненароком. Хотя вряд ли. Эти хитрые комбинаторы наверняка обеспечили конфиденциальность расправы. Отпустили секретаршу, адъютанта, часовому сказали никого не пускать. Толстый ковер, капитальные стены да еще панели на стенах – звукоизоляция здесь отличная. Внизу обычный шум не слышен. А вот выстрел часовой мог бы услышать. Слава богу, Грац не успел нажать на спусковой крючок. Иначе проблем было бы куда больше.

– Оправдания? – посмотрел я на Граца.