Чекисты на скамье подсудимых. Сборник статей

Поощрение служило таким же сильным фактором мотивации, как и страх. Кочергинский хвалил и материально награждал тех следователей, которые быстро получали признания арестованных[1815]. Как свидетельствовал оперуполномоченный ДТО СДЖД В.М. Ивченко, «Кочергинский всегда ставил в пример» следователей, которые выполняли дневную квоту на признательные показания, хотя «[п]0 честному это [задание было] выполнить физически невозможно»[1816]. Когда помощник начальника ДТО СДЖД Н.И. Антоненко в январе 1938 г. позвонил Кочергинскому во время заседания в Дебальцево и доложил об «успехах» сотрудников ОДТО станции Красный Лиман, Кочергинский отложил в сторону телефонную трубку и заявил: «Вот видите, как надо работать, за сутки в Лимане АНТОНЕНКО расколол 28 человек». Вернувшись к телефонному разговору, Кочергинский сказал Антоненко: «Я тебя за это в жопу поцелую»[1817]. После того как массовая операция в Дебальцево завершилась, на квартире начальника дебальцевского ОДТО И.П. Игнатова состоялся банкет, на котором Кочергинский наградил каждого следователя[1818].

Кочергинский использовал методы социалистического соревнования, чтобы увеличить давление на подчиненных во время широкомасштабных арестов. Когда начальник ОДТО станции Красный Лиман М.И. Синько позвонил Кочергинскому, чтобы доложить, что на станции имени Кагановича было арестовано сто человек, Кочергинский (сознательно преувеличивая) заявил, что в Дебальцево было арестовано в пять раз больше. Синько тут же послал своих людей назад, чтобы провести еще сто арестов[1819]. Помощник начальника ДТО СДЖД Н.И. Антоненко таким же способом оказывал давление на начальников отделений госбезопасности железнодорожных станций, говоря им, что они отстают в гонке по получению признательных показаний[1820].

Хотя его подчиненные редко получали прямые указания к нарушению уголовного судопроизводства, приказы Кочергинского создавали благоприятную атмосферу для совершения массовых нарушений социалистической законности. Дела на подозреваемых номенклатурных работников, которые должны были отсылаться в Военную коллегию Верховного суда СССР, преднамеренно рассматривались областными тройками. Вероятно, Кочергинский боялся, что показания, добытые путем жестокого избиения подозреваемых, скорее всего развалятся при судебном рассмотрении в Москве[1821]. Разнарядки на аресты накануне массовой операции в январе 1938 г. были установлены, исходя из размера каждого железнодорожного узла (станции) и числа служащих, а не из наличия компрометирующих материалов[1822]. Во время массовых операций Кочергинский настаивал на таких формулировках в следственных делах, которые приводили к расстрельным приговорам, и распространил образец признательных показаний, на который следователи опирались в составлении протоколов допроса[1823]. Кочергинский также приказал организовать специальные камеры-«отстойники». Арестованных, которые отказались признавать свою вину, заставляли стоять лицом к стене до тех пор, пока они соглашались подписать признание[1824]. В Дебальцево во время массовой операции в январе 1938 г. Кочергинский сказал следователям не отпускать свидетелей, пока не дадут обличающие показания и объявил, что «лица, попавшие в вагон [т. е. арестованные лица. -Дж. Р.], освобождению не подлежа[т]»[1825].

Подводя итог в вопросе о виновности Кочергинского в многочисленных нарушениях уголовно-процессуального законодательства СРСР во время массовых операций в январе 1938 г. и в ответ на апелляцию Кочергинского в Военную Коллегию Верховного суда СССР, председатель Военного трибунала П.Ф. Гурьев написал: «Верно то, что прямых указаний Кочергинский на фальсификацию по делам не давал, но создавал для этого все условия (в 3 дня оформить 33 дела и т. п. [,] восхваления отличившихся в быстром “оформлении” и быстрых “расколах”, при существовании “отстойника” и принуждений, угрозы оперработникам за кажущуюся медлительность)»[1826]. Стараясь еще более подчеркнуть значение «фактора Кочергинского», Гурьев добавил: «В более редких случаях насилия применялись там, где не было Кочергинского — об этом можно сделать вывод из материалов судебного и предварительного расследования»[1827].