Чекисты на скамье подсудимых. Сборник статей

Кочергинский брал пример и учился бесчеловечности у Датина, Горбача и Миронова. Кроме того, почти наверняка его действия были продиктованы страхом. Возвратившись в Москву с Дальнего Востока в октябре 1937 г., Кочергинский узнал про донос о якобы его противодействии генеральной линии партии и поддержке в 1928 г. троцкистов. После допроса по факту этих обвинений Кочергинский встретился с Дагиным, тот позвонил начальнику 6-го (транспортного) отдела ГУГБ НКВД СССР М.А. Волкову. В тот же вечер Волков отменил расследование по делу Кочергинского и подтвердил его назначение на должность начальника дорожно-транспортного отдела НКВД в Артемовске на Украине[1781]. Принимая во внимание атмосферу того времени, можно утверждать: то, что Кочергинский знал об обвинении в троцкизме, несомненно послужило для него дополнительным стимулом в деле искоренения «врагов народа» на новом посту с целью доказать свою преданность партии.

Мотивацией к рвению могла стать и определенная уязвимость биографии Кочергинского: он вырос в Латвии, в Риге у него оставались близкие родственники. Массовая операция НКВД против «латвийских шпионов» началась 30 ноября 1937 г. и была продлена постановлением Политбюро ЦК ВКП(б) от 31 января 1938 г.[1782] Весной 1938 г. на районной партийной конференции Кочергинский зачитал свою биографию. Когда он упомянул о своих латвийских корнях, делегаты, по его собственным словам, «насторожились», что ему было крайне неприятно видеть. Тогда же нарком внутренних дел УССР А. Успенский приказал очистить ряды НКВД от работников, имевших связь с заграницей. Эти события заставили Кочергинского задуматься о том, не сочтены ли его дни в НКВД. Летом 1938 г. он поделился этими опасениями с Дагиным, но тот заверил его, что причин для паники нет[1783].

Кочергинский прибыл на службу в Артемовск 15 ноября 1937 года[1784]. По состоянию на предыдущий месяц дорожно-транспортный отдел ГУГБ НКВД УССР в Артемовске и его районные отделения произвели 165 арестов в рамках проводимых массовых операций[1785]. На первом же собрании с подчиненными Кочергинский подчеркнул, что результаты его не впечатлили. Похвастав, что он — старый большевик и опытный чекист, которого лично Н. Ежов послал «для укрепления аппарата ДТО Северо-Донецкой железной дороги», Кочергинский уведомил подчиненных о том, что плохие результаты их работы делают их самих «пособниками врагов народа». Потребовав получать признательные показания в течение 24 часов вместо отпущенных 3–5 дней, он также пообещал применять особые следственные методы, освоенные им в Хабаровске, где, по его утверждению, он лично арестовал и расстрелял начальника Дальневосточного УНКВД Т.Д. Дерибаса[1786]. Здесь Кочергинский солгал — Дерибас был расстрелян лишь 27 июля 1938 г.

Кочергинский сдержал свое обещание. Через несколько дней после его прибытия в Артемовск прошли массовые аресты железнодорожных рабочих и служащих. Для получения признаний в совершении таких тяжких преступлений, как саботаж и шпионаж, Кочергинский применял методы бригады Миронова: систематическое избиение и серийный допрос арестованных; создание специальных камер, где те, кто отказался давать признательные показания, должны были стоять в течение нескольких дней без отдыха; фальсификацию протоколов допросов. Хотя нарушения советского уголовно-процессуального порядка случались и до приезда Кочергинского в Артемовск, теперь они стали обыденным явлением[1787]. «До его прихода […] такой практики допросов не было», — свидетельствовал оперативный уполномоченный (ОУ) ДТО СДЖД В.М. Ивченко, «[…] начиная с ноября месяца 1937 года и по февраль 1938 года побои арестованных приняли широкий размах как в ДТО, так и по 0[тделениям]ДТО»[1788].

Кочергинский добивался внедрения нового порядка ведения следствия различными методами, прежде всего личным примером. Почти с первого дня прибытия в Артемовск он врывался в кабинеты следователей и, если признание не было получено, начинал бить арестованного. После неоднократных избиений подследственного, который отказывался признать, что был членом контрреволюционной группы, изможденный Кочергинский рявкал на злосчастного следователя: «Что ты, в гостях? — Бей!»[1789]. Формально он не отдавал приказа массово избивать подозреваемых — на некоторых собраниях предусмотрительно заявлял, что «избиение» можно применять только с его собственного разрешения или разрешения его заместителя[1790]. Однако Кочергинский давал понять о своих ожиданиях, например, говоря подчиненным, которые только что наблюдали его рукоприкладство: «Вот как надо допрашивать и получать показания». По свидетельству заместителя начальника ДТО СДЖД К.В. Матвеева, «[…] такой показ, разумеется, развязывал руки следователей»[1791].