Чекисты на скамье подсудимых. Сборник статей

Для того, чтобы эта версия выглядела более правдоподобной и в то же время в целях минимизации своей ответственности в деле «правотроцкистского подполья», Широкий привел ряд имен сотрудников НКВД, в том числе своих непосредственных подчиненных, некоторые из которых хорошо знали местную ситуацию. В этой связи он прежде всего назвал Лазаря Исааковича Ривлина, который был заместителем наркома или исполняющим обязанности наркома внутренних дел МАССР в период с января 1937 г. по май 1938 г. и являлся непосредственным предшественником Широкого. Именно Ривлин сообщил Широкому, что Борисов и Стрешный (Константинов был добавлен в список позже) не заслуживают политического доверия. Хотя разговор был сравнительно «общим», Широкий понял намек и добавил, что у него не было оснований не доверять Ривлину. «Ориентацию» в этом же духе Широкий получил и от бывшего наркома внутренних дел МАССР Николая Васильевича Лютого-Шестаковского (29.12. 1937 г. — 22.03.1938 г.), который посетил Тирасполь, вероятнее всего, в конце июня 1938 г., когда исполнял обязанности заместителя начальника Особого отдела Киевского Военного Округа. Лютый якобы дословно сказал следующее: «Зачем допустили в партийные органы Борисова, ведь он же враг»[1840]. Но если Борисов был «врагом народа» и Лютый знал об этом с самого начала, возникает вопрос: почему он допустил, чтобы тот стал в январе 1938 г. первым секретарем Молдавского обкома, когда он сам, Лютый, был начальником НКВД МАССР? Это наводит на мысль, что у Лютого теперь были определенные установки сверху, иначе трудно поверить, что инициатива включить Борисова в список «врагов» исходила от него лично. Это предположение подтверждается визитом Шейнина, другого высокопоставленного чиновника, на этот раз из Москвы.

После разговора с Лютым Широкий ознакомился с материалами, непосредственно связанными с Борисовым, а также со следственными делами «по националистическому и частично по право-троцкистскому подполью». Среди прочего, Широкий отметил сводную справку на имя наркома внутренних вел УССР Леплевского под подписью Лютого, датированную январем 1938 г. Согласно этой справке, Котовская районная партийная организация МАССР выразила политическое недоверие Борисову за «связь с разоблаченными участниками контрреволюционной организации». В это время Борисов уже был секретарем Молдавского обкома. Такая же информация в отношении Борисова была передана (хотя и в устной форме) Широкому Кирюшиным, заместителем начальника 3-го отдела, а также Григорием Юфой, бывшим начальником 4-го отдела НКВД МАССР. Широкий считал, что и первый и второй направили его «на неправильный путь в оперативной оценке положения в Молдавии в этом вопросе». В этой «неправильной ориентировке» был замешен также Лев Романович Шейнин, следователь по особо важным делам при Прокуроре СССР, который посетил Тирасполь вскоре после Лютого. Шейнин отметил, что Борисов был вовлечен в защиту директора Тираспольского элеватора Потреба, когда того обвиняли во «вредительстве». Кроме того, «Шейнин это дело взял с собой с намерением снова возбудить его»[1841].

В результате этих ориентировок, полученных от Лютого и Шейнина, Широкий начал присматриваться к связям Борисова по его работе. Среди них были Николай Харитонович Смориго[1842], начальник отдела руководящих партийных органов Молдавского обкома КП(б) Украины; Кисель, секретарь молдавского ЛКСМ; Козуб, нарком земледелия МАССР, и другие, в основном чиновники районного уровня. На некоторых из них, по утверждению Широкого, к его приезду в МАССР уже имелись компрометирующие материалы об их принадлежности к антисоветской организации. Кроме того, Широкий отметил, что он лично убедился, что Борисову был присущ «стиль показа».

Показания против Борисова, а также Стрешного были предоставлены и Эрастом Илларионовичем Дербенцевым, до 1935 г. занимавшим пост начальника Управления рабоче-крестьянской милиции НКВД МАССР[1843]. Широкий поверил этим показаниям, несмотря на то, что Дербенцев дал их в качестве задержанного, уже сознавшись «в участии в антисоветской организации на Молдавии». Кроме того, заместителем начальника 3-го отдела, Василием Ивановичем Кирюшиным, с помощью начальника того же отдела, Александра Сократовича Томина, были получены признания от Кошелева, бывшего директора Котовской МТС, где Борисов работал раньше. Показания против Борисова и Константинова дал еще один арестованный — врач Котовской районной больницы Сорочан, который был допрошен Кирюшиным и Томиным[1844].