Чекисты рассказывают. Книги 1-7

— Ну что ж. Рад за вас. — Кивнув на Титова, Шранке сказал: — А теперь посмотрите внимательно, кто у нас в гостях?

Буйнов повернулся, пристально посмотрел на человека, сидевшего на табурете. Узнал его, улыбка мгновенно слетела с лица. Он окаменело смотрел на Титова.

— Ну как, узнаете своего партнера?

— Да, герр майор, — еле выдавил из себя Буйнов. — Но он так изменился! Да и потом я думал, что…

Гитлеровец засмеялся, откидываясь назад.

— Ну что вы?! Он еще дышит, как видите, и вполне в здравом уме… А вы не желаете поговорить с ним?

Буйнов кашлянул в кулак. Лицо его стало растерянным. Шагнул поближе к Титову, извиняющимся тоном сказал:

— Здравствуй, Володя! Ты так изменился, что тебя не узнать.

Партизан улыбнулся непослушными губами.

— А-а, Захар Петрович, дорогой! Живой? Хорошо! А я так боялся за тебя… Сколько дней прошло, а о тебе ничего не слышно. Рад видеть тебя живым!

Буйнов снова улыбнулся, но улыбка была у него какая-то натянутая, неестественная.

— Как видишь, Володя… Живу пока, как говорится.

Титов вздохнул.

— Вижу, что живешь, и неплохо, а вот меня искалечили, как бог черепаху! — недобро пошутил партизан.

— Но почему? — спросил Буйнов.

— Как почему? Я же попал к ним в плен.

— Ты прав. Но это не главное: и с врагами можно договориться, если захочешь! А ты, наверное, упорствуешь и не идешь на компромисс, молчишь? И напрасно! Жизнь дороже всего на свете! А ты еще не осознал этого…

Титов готов был кинуться на предателя, но сдержал себя и, как бы слабея духом, прошептал:

— Да нет, Захар Петрович, не особенно я упорствую. Но, понимаешь, не могу же я говорить то, чего не знаю. Или то, что меня лично не касается.

Буйнов пожал плечами.

— Возможно, и так. Но все же…

— Не могу я рассказать и о том, что делали другие товарищи. Разве я не прав?

Буйнов смотрел на Титова внимательно, но, видимо, не понимал, куда он клонит. А Титов повторял, что не может говорить о том, что ему точно неизвестно.

Шранке молча стоял у окна, наблюдал.

— Лишнего, конечно, болтать не следует. Это — верно. Но то, что хорошо знаешь и что может представить интерес для следствия…

Титов перебил напарника.

— Захар Петрович, зачем же я буду говорить о делах других, когда они сами могут об этом рассказать?

Захар Петрович нахмурился:

— Постой, постой-ка, Володя, что-то я понять тебя не могу, о чем ты речь ведешь… Ты растолковал бы мне пояснее, в чем тут дело?

Партизан с досадой махнул рукой.

— Да чего ж тут не понятно? Я говорю о том, что я не могу рассказывать следствию о том, что делали другие. Ясно? Да и зачем мне валить на себя чужой груз?

Буйнов пристально посмотрел на него, спросил:

— Кого ты конкретно имеешь в виду?

Титов опустил голову, молча потер распухшие, покалеченные пальцы. Буйнов ждал.

Партизан вздохнул и наконец пояснил:

— Я имею в виду ту операцию, Захар Петрович, за которую лично отвечал ты. Они требуют о ней детального рассказа. Ясно тебе? А зачем же мне об этом распинаться, когда ты сам жив и здоров?

Буйнов вылупил на него испуганные глаза, облизал вдруг пересохшие губы. Голос его задрожал:

— Стой-стой! О какой еще операции ты говоришь?

— Как о какой? Неужели забыл? Вот и расскажи сам, где взрывчатка, бикфордов шнур, объект.

Услышав это, Буйнов вскинул руку, словно хотел защититься от Титова. Он даже отступил на шаг, быстро зыркнув на следователя, и чуть слышно зашептал:

— Послушай, Титов, что ты мелешь, а? Ты не в своем уме. О какой другой операции ты говоришь?

— Итак, господа-товарищи, — неожиданно вмешался в их беседу следователь, в упор глядя на Буйнова, — как я понял господина Титова, вы готовили взрыв гостиницы, в которой квартируют офицеры нашего гарнизона. Так?

Буйнов всем корпусом повернулся к следователю, вытянулся перед ним по стойке «смирно», залепетал торопливо, глотая слова:

— Герр майор, герр майор! Это не так! Я, кроме диверсии на городской электростанции, ничего не знаю! — Он обернулся к партизану. — Послушай, Титов, что же это ты, а? Что все это значит? Погубить меня хочешь? Чтоб вместе, да?

Партизан с деланным удивлением посмотрел на своего бывшего напарника, укоризненно покачал головой.

— Ну говори же, Титов! Скажи, зачем все это ты наболтал? Это же неправда! — кричал Буйнов.

Партизан заговорил медленно и укоризненно:

— Эх ты… Чего кричишь? Ладно, Буйнов. Поступай, как знаешь, а я уже не могу молчать, понимаешь? Не могу-у-у! Ни воли, ни сил у меня больше нет! Пойми меня правильно, Захар Петрович, я больше не могу…

Шранке с интересом смотрел на Буйнова, а тот метался растерянным взглядом с Титова на майора, с майора на Титова. Его худая фигура ссутулилась. Редкие рыжие волосы прилипли к потному лбу, он торопливо вытер шапкой лицо. Следователь повернулся к партизану и заговорил:

— Господин Титов, ваш напарник, видимо, кое-что подзабыл. Может быть вы поможете ему вспомнить? Подскажете ему детали готовившейся операции? И помните, что чистосердечное признание своих злодеяний дарует вам жизнь.