Челюсти пираньи

– Ну, хотя бы неделю, – неуверенно проговорил Орехов.

Я громко рассмеялся.

– Могу из уважения к вам дать три минуты. После этого я ухожу. Ну а завтра, вернее сегодня утром… Сами понимаете, в вашей судьбе наступят большие перемены. Прощай бесконечные поездки за границу, прощай рестораны, тамошние женщины. Держу пари, где-нибудь в Париже или в Риме вас ждет какая-нибудь прелестная абаригеночка. Честное слово, я даже вам завидую.

По брошенному на меня взгляду я понял, что мои предположения недалеки от истины. Значит, где-то там у него действительно есть что-то такое, чего он очень не хочет потерять.

– Я думаю, что можно организовать проверку вашей деятельности через Интерпол, а эти ребята непременно отыщут все ваши потайные счета и наложат на них арест. Деньги-то вывезены незаконно.

По тому, как изменялось лицо этого господина, я видел, что мои обвинения весьма близки к истине, чуть ли не каждое мое слово заставляло его вздрагивать.

– А что будет, если я соглашусь с вашим предложением? – спросил Орехов.

– Полагаю, что вам все же придется отказаться от многого из того, к чему вы привыкли. Но во-первых, это случится не сразу и у вас будет возможность еще понаслаждаться вашим любимым образом жизни, а во-вторых, последствия для вас окажутся не такими катастрофическими. Чем лучше вы будете себя вести, чем больше поможете нам, тем больше вам удастся сохранить из своего нынешнего состояния.

– Хорошо, пусть будет так, вы вынудили меня согласиться, – заупокойным голосом проговорил Орехов.

Этот человек привык свою вину перекладывать на чужие головы, подумал я.

– В вашей ситуации вы поступили мудро. – Я решил, что для начала его деятельности на новом поприще ему необходима похвала.

Орехов ничего не ответил, впрочем, ответа я и не ждал.

– Я ухожу, – сказал я.

– А что делать с этим? – кивнул он на прослушивающую аппаратуру.

– Пусть пока все останется так как есть. Я должен подумать, как с поступить с этим имуществом.

Мы вышли из душного помещения. Внезапно ко мне пришла одна мысль.

– Илья Борисович, раз уж я попал к вам в дом, мне бы хотелось полюбоваться на вашу коллекцию картин.

Я увидел, как мгновенно изменилось лицо Орехова, выражение вселенской скорби в миг слетело с него, и оно расцвело как цветок под лучами летнего солнца. Судя по всему, собирание картин было его подлинной страстью.

Наша экскурсия длилась почти час, Орехов оказался отличным гидом – знающим и красноречивым. За этот небольшой отрезок времени я узнал немало нового из истории мировой живописи. При этом мысленно я прикидывал стоимость развешенных в доме полотен; сумма выходила более чем приличная. И все же больше всего меня интересовала одна картина, но ее я здесь не обнаружил.

Наконец я покинул дом Орехова. Добравшись до особняка Ланиных, я вбежал в свою комнату и, едва раздевшись, повалился на кровать. Мне понадобилось не больше двух минут, чтобы мое сознание покинуло на время мое тело и отправилось путешествовать в неведомые мне дали.

Утром, после завтрака, я рассказал Ланиной о своих ночных приключениях, упустив лишь несколько незначительных подробностей. Еще ни разу я не видел ее такой разгневанной, она была не в состоянии усидеть на месте и металась по комнате, словно разъяренная пантера.

– Подонок, вор, преступник, я сживу его со света! – выкрикивала она. – Немедленно издам приказ об увольнении. Я упрячу этого негодяя в тюрьму, создам комиссию, и мы уличим его в хищениях. А ведь я верила ему больше других, конечно, не считая дяди Паши. Он мне казался самым интеллигентным человеком из всех, кого я знала. Год назад мы с ним летели три часа в самолете, и все это время он мне рассказывал о живописи. Представляете, какой я была дурой, если я была им тогда восхищена! Ну, теперь он у меня попляшет.

Высказав все это, Ланина немного успокоилась и села в кресло напротив меня. Подрагивающими от еще не утихшего возбуждения пальцами, она достала из пачки сигарету и закурила так быстро, что я не успел поднести к ней зажигалку.

– Вы правы, говоря, что он культурный человек, – заметил я, – но и культурные люди тоже подвержены всем порокам простых смертных. Особенно трудно им бывает устоять, когда появляется возможность быстро и легко приобрести капитал. А если учесть его страсть к живописи, то ему было особенно трудно удержаться.

– Что вы имеете в виду? – немного удивленно спросила Ланина.

– Я бы позволил себе дать вам совет: пока не надо предпринимать никаких жестких мер, лучше все оставить на своих местах: и Орехова и даже «жучка».

– Вы с ума сошли, оставить на прежней должности вора, преступника, растратчика. Об этом не может быть и речи!